Речи

16. Здесь театр творит много противозаконного и некоторые, схваченные там, были заключаемы в тюрьмы за несколько слов, произнесенных немногими. Ведь страсть к крику заставляет прислуживаться во всем прочем, и спешить в Дафну, и отправлять причиняющий городу бесчисленные беды праздник, так как и юноши, благонравно отправившееся туда, возвращались, потеряв свое благонравие. В виду этого, мне кажется, некий достойный государь прекратил [5] этот праздник, а он опять возродился [6], и это происходить, по приказу тех людей, а вашему им содействию, так как вы считали это за счастье. И с бесстыдством явившаяся туда толпа проводить там пять или больше дней, при чем частью то зависит от них, частью и от вас. А между тем, если бы кто-нибудь вас, по возвращении вашем с многообразная этого пьяного веселья, спросил: «На что потрачено столько времени?» «Чем улучшив городские дела, возвращаетесь вы?», что. ради богов, вы ответите? Или, — что тому месту подобало и крайнее бесчинство?

{5 В подлиннике «погасил», как часто у Либания, фигурально. Срв. стр. 86,1.}

{6 Срв. orat. L § 11, orat. Χ § 15. Iulian. Misop. p. 362 1). Malal, p. 286,1.}

17 Вы бы не были вынуждены справлять подобного праздника, Тимократ, если бы не наложили на себя самих необходимости, лишающей вас возможности в чем-либо противоречить. А теперь, подобно ручным львам, которые, лишившись свободы, робеют перед угрозами надсмотрщиков, так вы, утратив свое положение (начальственных лиц), даете вести себя, из боязни молчания четырехсот. А они стали сильнее тех воинских чинов, которым крики установлены законом, сильнее самой курии, и получают от вас больше почестей, чем потратившие свое состояние на общественные повинности, и, лишь бы этот элемент был с вами, вам ни почем остальные. После того, по окончании службы вы знакомы с теми, с кем не нужно [7], и замечаете, что честные люди вами пренебрегают в пору, когда требуются почести, осудив угождения ничего не стоящим людям.

{7 Место с пробелом и порчею в речи. Принимаем восполнѳниѳ Furster'a, s. t}

18. Знаешь ли ты Филагрия [8], того правителя, который и перенес, и избежал ту сильную бурю? Явившись как то в театр, увидав представления среди полного молчания и сам с собою услалившись им, он удалился, и со стороны людей рассудительных встретил одобрение. Слыша, что это древний обычай, он подражал ему, той поре, когда властвовал правитель, а подчиненный повиновался власти, когда процветали доблести, а пороки подвергались преследованию. Поэтому для него лучшая его слава, что это и значило править. И когда впервые он приближался, некоторые из этих людей встречали его с песнью, нечто говорившею о нем. Сказав её начало, они должны были замолчать, так как он заявил, что нимало не нуждается в таких пустяках.

{8 См. т. I, стр. 24, 68 и проч. См. и во Введении.}

19. Желаю, чтобы ты соревновал этому отношению, что бы следовал этим примерам и, в особенности, если возможно, очистил город от этой скверны, а если нет, лишил этот элемент настоящего его могущества. Ты добился бы этого, если бы показал, что стыдишься славословий этих людей.

О снадобьях (orat XXXVI F=XXXV R)

1. Самую жестокую скорбь вызывают у меня замыслы и покушения чародеев на мою душу и тело [1], но немало способствуете унынию то обстоятельство, что, не смотря на ясно определившиеся козни, не смотря на распространение, можно сказать, по всему городу молвы о злодеянии, немало встречается с нами лютей, считающихся нашими друзьями, из коих одни даже не желают .ни говорить, ни слышать об этом предмете, а другие относятся к этим слухам с таким неудовольствием, что недалеко ушли от первых.

{1 См. т. I, стр. 79,1; Введение, стр. LXXIII.}

2. А между тем справедливость требовала бы, чтобы, если бы даже я останавливал их, когда они желали об этом говорить, они не слушались меня и прибегали ко всем уловкам, какие к подобном случае подобают. Но они верны себе, юноши, если показывают себя в таком свете, вас же всякий естественно должен похвалить и за тот гнев, каким вы прониклись по поводу покушения, и за вашу досаду, что вы не знаете виновника его. Мне сдается, вы бы топа не стали выжидать суда и следствия, но, вместо жалобы, прибегли бы все к собственноручной расправе.

3. Но, не будучи в состоянии стряхнуть уз, и стеная по этому поводу, и предпочитая смерть жизни, я боюсь того, как бы некоторые из грядущего поколения, — ведь из нынешнего всякий, полагаю, отлично знаком с моим характером, — слыша о чародеях, о снадобьях и хамелеонах [2], не подумали, что то было делом людей, мстивших мне за причиненное им мною зло, законы преступивших, но поддавшихся при этом естественному увлечению гнева за себя. Но мне приходится побеседовать о себе самом и о том, каков я в отношении в каждому общественному классу [3] в городе. Таким образом оказалось бы, что я не платился за несправедливость, а сам ей подвергся.

{2 О См. orat. I § 249.}

{3 εΰνος срв. т. I, стр. 108,1; т. II, стр. 407.}