Как марксист Луначарский видел в произведениях писателя прежде всего осуждение существовавшего в России режима, при котором жизнь «забитых людей» была невыносимой. Ему был ближе Достоевский периода приверженности утопическому социализму, чем периода принятия самодержавия и православия – естественных, по мнению писателя, для русского народа. Луначарский не поддерживал идеи, к которым пришел Достоевский: победы церкви над государством и соборности – свободного духовного единения людей в братстве и любви.
В 1921 году праздновалось столетие со дня рождения Ф. М. Достоевского. По этому поводу Луначарский произнес речь, которая позже была опубликована в журнале «Красная новь». Он восторгается Достоевским как художником, обладающим необыкновенной глубиной видения жизни и способностью передать свои переживания читателю. Достоевский – великий экспериментатор над человеческим духом, то низвергающий его на самое дно, то возносящий в возвышенные сферы и при этом наблюдающий все тончайшие оттенки переживаний и наслаждающийся ими. Не обошлось и без традиционного для того времени обличения самодержавия и восхваления нового строя, который, по предположению оратора, вызвал бы восхищение Достоевского, всегда считавшего, что русский народ способен на подвиг и самопожертвование ради великих целей.
Через десять лет, в 1931 году, речь Луначарского «Достоевский как художник и мыслитель» легла в основу предисловия к однотомнику писателя. Значение наследия Достоевского для советского человека здесь рассматривается в несколько ином ключе: «Проблески стремления к революционной борьбе наложили печать на всю его жизнь… Страшный удар, нанесенный ему самодержавием… извратил пути его жизни, заставив искать исхода в религии». Вывод, который Луначарский делает в переработанной статье, в духе нового времени. Он заявляет, что было бы стыдно не знать такого гиганта мысли, как Достоевский, но было бы «общественно негигиенично» попасть под его влияние.
Товарищи! Я не имею в виду читать сегодня лекцию или делать доклад о Достоевском. Даже в пределах той темы, которую устроители этого вечера мне отвели, я собираюсь только наметить несколько главных идей или тех, которые мне представляются основными в творчестве Достоевского.
Итак, Достоевский как художник.
Конечно, вряд ли найдется человек достаточно дерзкий, который усомнился бы, что Достоевский – художник, и притом великий. И на примере Достоевского как художника особенно легко показать всю несостоятельность тех представлений о художнике, которые в последнее время если не доминируют у нас над прочими представлениями, то все же чрезвычайно шумно о себе заявляют.
Мы неоднократно в этой самой зале слышали от теоретиков искусства, что «форма и содержание в искусстве неотделимы». Что это совершенное старье различать их между собою. Что художественное произведение совпадает со своей формой. Что художник является прежде всего «формовщиком» своего произведения. Быть художником – значит искать совершенства формы!
Так вот, если именно с этой точки зрения подойти к Достоевскому, то он художник слабый. Никакого совершенства формы в его произведениях нет. Даже наоборот, большая часть его произведений недоделана, как-то не закончена, внешне не отшлифована. Но эта слабость совершенно искупается титаничностью художественного содержания.
Вот по поводу этого представления, едва ли не господствующего у нас, о неотделимости формы и содержания в искусстве товарищ Маяковский, человек талантливый, сказал однажды острые слова: «Вот эти люди! Для них форма и содержание в искусстве все равно как генерал в мундире». В этом определении наша мысль может показаться очень смешной на первый взгляд; однако на самом деле оно действительно приблизительно так. Есть художники, творчество которых как мундир без генерала, есть такие, у которых оно генерал в мундире, а есть и произведения вроде генерала без мундира.
Были такие художники, которые употребляли самые великолепные, самые прекрасные краски и формы для своего творчества и надевали эту роскошную внешность на манекен. Правда, такие произведения имеют много внешней красоты, ловкой компоновки, внешней орнаментовки, но они все-таки остаются манекеном, одетым в сшитый хорошим портным сюртук, портным, который, кроме такого хорошо сшитого сюртука, ничего больше не может дать… Словом, это мундир без генерала.
Однако, совершенно несомненно, есть и такие художники, у которых имеется этот генерал, да такой, который способен командовать в течение столетий целыми колоннами людей и который ходит однако почти голым. И вот Достоевский – именно такой художник. Он не заботится о туалете. Генерал его очень часто ходит даже непричесанным, но все-таки Достоевский остается великим художником.