Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник)

10) Это место, как я хорошо вижу, может возбудить тяжкие недоумения в двояком отношении: во-первых, то, что я предпочитаю языческий Рим за его безграничный религиозный синкретизм христианскому, и называю последний, по сравнению с первым, безбожным; и во-вторых, что я осуждаю отлучение еретиков, тогда как я ведь сам признаю известные воззрения еретическими и даже пытаюсь систематизировать еретичество. Я начну с последнего, как более глубокого и для меня более существенного. Мне представляется невозможным найти здравый догматический прием, если не исходить из попытки установить для определения христианства такую формулу, применение которой позволяло бы из каждой точки абсциссы отрезать ординату и, таким образом, через приближение описать объем христианских представлений; и отсюда, конечно, следует, что все, лежащее за пределами этого объема, и однако притязающее на название христианства, должно быть именно тем, что издавна звалось и христианской церкви еретичеством. Я не мог, следовательно, обойтись без установления этого понятия в догматике, и желал бы, чтобы моя цель при этом была достигнута возможно полнее. Однако, это определение предмета не имеет ничего общего с практическим отношением к лицам. Ибо что в споре с чужим мнением и при защите собственного мнения человек легко может случайно употребить еретические выражения, не разумея при этом чего-либо еретического, – это ясно само собой, и я подробно высказался об этом в «Вероучении», § 22, 3 и прилож. и § 25 прилож. А с тех пор, как многими в евангелической церкви было высказано желание в разумной форме возродить старую церковную дисциплину, чтобы христианской общине была дана возможность ограничивать свое общение с теми, кто своей жизнью отрицает христианский образ мыслей, – с этих пор, говорю я, становится особенно необходимым предупредить недоразумение, будто этим высказано право подвергать отлучению тех, кого кто-либо склонен признать еретиками. Напротив, в отношении таких людей, если к ним неприменим также вышеуказанный упрек, евангелическая церковь может признать одну только обязанность – поддерживать общение с ними, чтобы через взаимное понимание они тем легче могли быть обращены на правильный путь; и если отдельные или небольшие общины применяют противоположный метод и по возможности стремятся лишить общения тех, кто не согласен с ними в букве учения, не обращая внимания на их общее религиозное умонастроение, то это делается не в духе евангелической церкви, так как здесь содержится притязание на такой авторитет, который наша церковь не признает ни за кем. Что же касается первого, именно моего предпочтения языческого Рима христианскому и моих слов, что первый, благодаря своей ассимилирующей терпимости, наполнился богами, тогда как последний, благодаря своей системе преследования, стал безбожным, – то прежде всего, конечно, употребляемые мной выражения свидетельствуют, что это место особенно отражает на себе риторический характер книги; в строгом же смысле, здесь должно быть понимаемо то, что догматизирующая страсть к системе, которая, пренебрегая обоснованием различия, напротив, исключает всякое различие, несомненно препятствует, насколько это от нее зависит, живому Богопознанию и превращает учение в мертвую букву. Ибо столь твердо установленное правило, исключающее все, что гласит иначе, вытесняет творчество, в котором только и сохраняется живое познание, и, следовательно, становится само мертвой буквой. Можно сказать, к этому сводится история развития римско-католического вероучения в его противоположности протестантскому, и возникновение евангелической церкви, рассматриваемое с этой точки зрения, есть не что иное, как освобождение самостоятельного творчества от общения с таким правилом. Столь же серьезно должно быть понимаемо мое восхваление старого Рима за его восприимчивость к чужим богослужениям. Ибо она была обусловлена тем, что ограниченность и односторонность всякого индивидуализированного политеизма стала осознана и что религиозная потребность стремилась освободиться от границ политических форм; то и другое не только похвально само по себе, но и принесло делу распространения христианства гораздо большую пользу, чем когда-либо сказала делу упрочения и защиты христианства проникнутая благими намерениями система отлучения еретиков.