Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник)

20) Что преобладание во всех религиозных действиях юридических и гражданских отношений есть уклонение от их первоначальной природы, и притом уклонение более сильное, чем то, которое возникает из соединения этих действий с денежными отношениями между духовными лицами, членами общины, – это, я полагаю, не нуждается в дальнейших пояснениях. Однако повод к этой жалобе, по-видимому, не может быть вполне устранен, пока государство либо признает себя как таковое, принадлежащим к определенному церковному обществу, либо же, по крайней мере, находит нужным требовать, чтобы каждый из его подданных принадлежал к какому-нибудь церковному обществу. Что касается первого, то ведь это имеет место лишь там, где закон открыто объявляет, что лишь в одной церкви имеется наибольшая полнота того умонастроения, которое способно было бы поддержать это государство, и совершенная обеспеченность против вторжения воззрений, которые могут быть ему вредны. Отсюда тогда следует, что лишь членам данного религиозного общества доверяется вся охрана государства; а это, при современном состоянии общественных условий, может быть провозглашено в законе лишь там, где значительная часть народа нераздельно принадлежит к данному религиозному обществу, члены же иных обществ встречаются лишь спорадически и живут в качестве подчиненных или чужих; но при пестроте распространения многих религиозных обществ такое отношение не может быть теперь длительным даже в католических странах нашей части света. И потому при современном положении вещей государству, по-видимому, уже не легко признать себя всецело и нераздельно принадлежащим к одному религиозному обществу; и наши южно-европейские государства, которые теперь снова законодательным путем объявили католическую религию государственной, не смогут без жестокости и несправедливости удержать эту систему в течение нескольких поколений после своего успокоения, хотя они и находятся в наиболее благоприятном положении, так как еще и теперь протестанты встречаются в их областях лишь спорадически. Совсем иначе обстоит дело там, где без закона, лишь в результате естественного действия общественного мнения, управление государством в значительной мере выпадает на долю лиц, исповедующих определенную религию, хотя большая часть граждан и принадлежит к другому религиозному обществу. Ибо такой образ действия отнюдь не содержит государственного исповедания, и, конечно, желательно, чтобы он еще надолго сохранился. Если, таким образом, первое допущение может теперь быть лишь преходящим состоянием, то спрашивается, как обстоит дело со вторым, т. е. правильно ли поступает государство, когда оно требует, чтобы каждый его гражданин принадлежал к какому-либо религиозному обществу, не определяя, к какому именно? Мы можем согласиться, что нерелигиозные люди не могут быть полезными государству и что государство не может им доверять. Но разве они станут религиозными в силу того, что будут вынуждены принадлежать к какому-нибудь религиозному обществу? Чтобы сделать нерелигиозных людей подлинно религиозными, – для этого, очевидно, нет иного средства, кроме того, чтобы по возможности усилить влияние на них религиозных людей; а этому государство, в свою очередь, может лучше всего содействовать лишь тем, что предоставит полнейшую свободу всем религиозным обществам в пределах их сферы деятельности. А эту свободу они почувствуют, лишь когда прекратятся указанные вмешательства.