Речи

На основании договора, заключенного между Гадесом и Римом в 212 г. до н. э. и подтвержденного в 78 г. в консулат М. Эмилия Лепида и Кв. Лутация Катула Капитолийского, Гадес стал civitas foederata; согласно Юлиеву закону 90 г., жители союзных с Римом гражданских общин могли получить права римского гражданства только с согласия своей общины; из-за несоблюдения этого условия Л. Бальб был привлечен к суду по обвинению в незаконном получении прав римского гражданства. Л. Бальба защищали Гн. Помпей, М. Лициний Красс и М. Цицерон, говоривший последним. Суд оправдал обвиняемого.

(I, 1) Если в суде оказывает действие авторитет защитника, то Луция Корнелия защищали известнейшие мужи; если оказывает действие опыт, то — весьма искушенные; если — дарование, то — весьма красноречивые; если преданность, то — лучшие друзья и люди, связанные с Луцием Корнелием и оказанными ему милостями, и теснейшей приязнью. Каково, в таком случае, может быть мое участие? Оно возможно в меру того авторитета, какой вы захотели за мною признать, моего скромного опыта и дарования, отнюдь не равного моей доброй воле. Ведь я вижу, что перед другими людьми, его защищавшими, Луций Корнелий в очень большом долгу; в каком долгу перед ним я, скажу в другом месте[2663]. В начале своей речи заявляю одно: если всем, кто способствовал моему восстановлению в правах и высоком положении, я не смог вполне отплатить равной услугой, то постараюсь воздать им должное моей благодарностью и хвалой. (2) О том, сколь убедительна, судьи, была вчерашняя речь Гнея Помпея, сколь сильна, сколь богата, свидетельствовало не молчаливое ваше согласие, но откровенное восхищение. Никогда, кажется, не слышал я ничего, что говорилось бы о праве с большей точностью, о примерах из прошлого с большей полнотой, о союзных договорах с бо́льшим знанием дела, о войнах с бо́льшим блеском и авторитетом, о государстве с большей убедительностью, (3) о самом себе с большей скромностью, о судебном деле и обвинении с бо́льшим красноречием. И вот мне уже кажется истинным изречение, которое в устах некоторых любителей словесности и философии выглядело неправдоподобным и которое гласит, что человеку, глубоко проникнувшемуся всеми доблестями, любое дело, за которое бы он ни взялся, удается. Могли ли даже у Луция Красса[2664] с его редкостным прирожденным даром красноречия, если б он вел это дело, найтись содержательность, разнообразие, изобилие, бо́льшие, чем оказались у человека, который смог уделить этому занятию лишь столько времени, сколько ему удалось отдыхать от непрерывных войн и побед[2665]. (4) Тем труднее мне говорить последним: и действительно, моя речь следует за такой, которая не прошла мимо ваших ушей, но глубоко запала всем в душу, так что вы, вспоминая ту речь, можете получить большее наслаждение, чем могли бы получить не только от моей, а вообще от речи любого человека. (II) Однако я должен повиноваться желанию не только Корнелия, отказать которому в опасное для него время я никак не могу, но и Гнея Помпея, захотевшего, чтобы я был прославителем и защитником его поступка, его решения, его благодеяния, подобно тому как я недавно был таковым перед вами, судьи, в другом судебном деле[2666].