Речка за моим окном

ТРЮФФЕЛЬ. А-а-а!.. Ну, значит, всё ж таки с вареньем будете в эту зиму. Всё ж таки с вареньем. А это лучше чем совсем без варенья… (Тягостная, заунывная пауза.) Скажите: а как с рыбой? В продаже бывает?..

Внезапно за дверью кабинета автора раздаётся сильнейший грохот.

ТРЮФФЕЛЬ. Что это? Опять ваши буйные соседи?

АВТОР. Нет. Звук был у меня в квартире. (Растерянно.) Странно − ведь у меня дома сейчас никого нет. А дверь была заперта. Вроде бы.

Дверь в кабинет автора разверзается. И на пороге возникает Тришка. Чёрные сапоги, чёрный картуз. За ним появляются шесть чёрных фигур − в трико, плотно обтягивающих их мужские и женские тела, и в чёрных масках, почти полностью закрывающих лица.

ТРИШКА (автору). Где продолжение?

Автор вскакивает, сжимает руки, с ненавистью смотрит на Тришку.

АВТОР. Какое тебе продолжение, собака? Сам продолжишься!

Шестеро за спиною Тришки порываются было вперёд, но тот придерживает их.

ТРИШКА. Стоять! Это же наш создатель!

ТРЮФФЕЛЬ. Позвольте, позвольте… Что здесь происходит? Я ничего не понимаю… Что сие означает?

ТРИШКА (автору). Это кто?

АВТОР. Это мой гость − Мефодий Исаевич Трюффель… С того света.

ТРИШКА. А-а! Защитник лягушек! Узнаю! Лягушек ему стало жалко, а меня он почему-то не пожалел. А ведь я был в таком унизительном положении!!! (Чёрным фигурам через плечо.) Этого − выкинуть!

Чёрные фигуры надвигаются на Трюффеля. Тот боязливо отступает. Пытается укрыться за высокими спинками кресел.

ТРЮФФЕЛЬ. Проклятье! Вляпался!.. А ведь как я не хотел брать эту командировку на Землю!.. Саморазвивающаяся идея!.. Неуправляемая цепная реакция!.. Ведь я предчувствовал!..

Чёрные фигуры хватают Трюффеля и, преодолевая его яростное сопротивление, волокут к окну.

АВТОР. Трюффель! Трюффель! Почему вы им такое позволяете?! Испепелите их! (В отчаянии.) Ведь вы же можете!

ТРЮФФЕЛЬ. Не могу! Не могу! Это не в моих силах!

Хорошенько раскачав Трюффеля, фигуры выкидывают его в раскрытое окно; расходятся по углам кабинета в ожидании дальнейших распоряжений.

АВТОР (всем). Что вы сделали? Что вы себе позволяете у меня, в моей квартире?! (Тришке.) Что это за типы? Кто они? Я их не создавал!

ТРИШКА. Создавал! Создавал! Ты и сам не заметил, как они у тебя получились. Всё это мои тени. У меня теперь много теней, и все они ходят за мной. И отражений − тоже много. Но тени безликие и чёрные, а отражения − цветные, и они любят жить от меня отдельно: ходят по улицам, ездят в троллейбусах, ходят на работу и получают зарплату − ну совсем как настоящие люди!

АВТОР. Зачем ты явился в мой мир, собака?

ТРИШКА. Не гневайся, владыко! (Бухается на колени.) Создателю ты мой и вседержителю! Я всегда знал, что ты, глядя с небес на землю, выделяешь меня одного!

АВТОР. Что ты такое мелешь, придурок проклятый!

Чёрные фигуры угрожающе дёргаются.

ТРИШКА (чёрным фигурам). Стоять на месте! (Автору с умилением.) И когда я спасался от полиции в стенах монастыря, прикинувшись добродетельным монахом, и когда потом работал вышибалой в кабаке, и когда потом пошёл в услужение к Базальтову, я всегда в душе молился тебе! Тебе одному! Ведь это только с виду казалось, что я − безбожник!..

АВТОР. За кого ты меня принимаешь, дурак?

ТРИШКА (чёрным фигурам.) Не рыпаться! (Автору.) Господине! Я всегда знал, что ты услышишь меня. Так же, как я слышал − ведь слышал же! − твой божественный голос в криках Базальтова: "Проснись Тришка! Проснись!" А я всё не мог и не мог пробудиться от долгой спячки, но я знал, я чувствовал, что он кричит мне ТВОИМ, о мой создателю, голосом! Твоим!

АВТОР. Ещё бы не моим! Ведь Базальтов и я − это почти одно и то же!

ТРИШКА. Почти да не почти. Одно да не одно. (Переходя на другой тон, хихикает.) А ведь его там, у нас, − прикокошили, голубчика, всё-таки! Заполучил я все его денежки и − прикончил. Ликвидировал. Пустил в расход… (Мечтательно и сладострастно.) Бывало поработаешь со своим заклятым врагом в подвальчике да в подземельице, побеседуешь с ним на языке плёточки да калёной железочки, да поставишь его потом лицом к стеночке, да постреляешь потом в него − спервоначала, как водится, мимо, для острастки, а уж затем только в цель, а уж только опосля усядешься, бывало, за хорошо накрытый стол − скатёрочка, водочка, икорочка − да выпьешь, да закусишь!.. И такое тепло, доложу я тебе, разольётся по всем жилам!.. И чёрт его знает, если так по-человечески сказать, так хочется жить и жить!.. (Совсем разомлев.) Оно хоть и грешно говорить о покойниках худое, а всё ж глупенький был у меня барин. Не чета тебе. А ты у меня − бог. Вот ты звал меня пробудиться, и я, как видишь, у твоих ноженек и целую твои рученьки.

Целует автору руки.