Время шло, но ударов не было. Он в неё даже не швырнул ничем. Видать «зверь» подумал, что, ударив пигалицу, прибьёт ненароком. А она ему зачем-то живой нужна. Зорька поняла, что избиение откладывается, но и высовывать свой нос из-под меха не решилась всё-таки.
Было слышно, как он ест. Молча. С жадностью. А у рыжей, аж бока подвело от запахов да осознания того, что он ест, сволочь, а она голодная. Есть хотелось очень, но вылезать из своего укрытия кутырка побаивалась.
Просидев весь обед принюхиваясь, да прислушиваясь к любому шороху, осталась девонька голодной, на слюну изойдя полностью. Зорька ни о чём не думала. Она просто сидела, трясясь как мышь да плакала.
Почему-то вспомнился кут родной, мама, сёстры с подругами. Что с ними стало? И где они теперь родные? Молодуха, что пёрла из неё в бане куда-то запропастилась и наружу вылезла кутырка зарёванная. Именно такой она себя и представила. Не нужны ей стали ни арийцы, не свои мужики. Ни нужна стала жизнь взрослая. Она к маме хотела, как посикуха мелкая. В беззаботное детство прежнее. Она уже не прислушивалась к звукам окружающим, не следила за этим «зверем» да оттого не заметила, как он поел, встал да пошёл к выходу. Лишь когда мужик заговорил со стороны, Зорька снова вздрогнула, да как бы ни хотелось ей, вернулась в этот мир кошмаров с мученьями.
– Слушай меня внимательно.
«А куда я денусь», – обречённо она подумала, – «зверюга ты тошнотная».
– Я помылся, наелся и поэтому стал добрый на загляденье.
Параллельно тому, как он говорил фразы растягивая, с некой сытой леностью в голосе девка про себя его слова комментировала, постепенно из покорной да зашуганной, превращаясь в сущую язву да «в бесшабашную дрянь с оторвою». А кто запретит? Она же сама с собой разговаривает, а эта сволочь мыслей её не слышит да лица с гримасами не лицезрит под мехами спрятанное. Почитай на каждое его слово сказанное, она вкручивала какое-нибудь гнусное оскорбление да при этом ещё рожи корчила. Вот только поначалу было бедно с фантазией, и все гадости были какие-то однобокие – говнистые. И помылся то он говном, и наелся того же в неимоверных количествах…
– Я даю тебе выбор. Притом не один, а несколько.
«А я тебе высер», – продолжала язвить про себя кутырка злобная, – «и то ж хоть завались с горой выше темечка».
– Даю слово атамана, что исполню то, что ты выберешь.
«Да засунь ты его себе в жопу белую».
– Первый выбор. Ты жить отказываешься.
«Ага, размечтался, *** толстожопый».
– Я с удовольствием порублю тебя на мясо и суп сварю.
От такого поворота речей его, даже внутренняя язва запнулась обо что-то да подавилась на выдохе. Зорька глаза вытаращив сначала не поверила в услышанное.
– Мясо у тебя молодое. Суп отменный получится.
«Мама!» – прошептала ярица одними губами в панике.
– Выбор второй. Следующий.
Тут она уж прислушалась.
– Жить ты хочешь, но не здесь. Знаю я о твоих мечтах арийской женой заделаться.
«Что? Откуда?»
– Я продам тебя первому встречному в арийский коровник [65] на расплод да разведение.
«Ну, так ещё куда не шло. В арийский коровник я ни против. А то ишь, в суп он меня захотел, *** ***».
– Девка ты молодая и не дурна собой. К тому же как погляжу не пользованная. А значит продать можно будет хорошо и за золото.
«Да, я молодая и красивая, не то что ты урод с огрызком укороченным. Я даже рассмотреть его не смогла как следует».
– К каким бабам в загон попадёшь, и к какому хозяину, мне плевать. Продам кто дороже выкупит.
«Фу! А вот это мне как-то не нравится».
– Третий выбор.
«Так, что ещё ты мне предложишь говнюк ***».
– Ты хочешь жить среди арийцев доблестных, но не хочешь, чтоб тебя продавали кому не попадя, тогда остаёшься при мне со своей злобой и ненавистью.
«Да разбежавшись трахнись оземь, вонючка облезлая. На кой ты мне сдался, зверюга сраная».
– Я посажу тебя на поводок укороченный, и ты станешь коровой атаманскою.
«Ух ты!» – она скорчила ехидную мордочку и даже тихонько плюнула в его сторону, но, не вылезая из-под одеяла, естественно.
– Корова атамана – высокое звание.
«Да я прям рухну с этой высоты, шелудивый пёс».
– Среди других коров логова ты будешь вроде как старшая.
«Ну, с другой стороны, я чё ли большухой сделаюсь? Ну, это уже не плохо, как мне кажется». Зорька тут впервые призадумалась, что-то в голове начиная прикидывать.
– Подчиняться будешь только мне – своему хозяину. Будешь делать, что велю по первому требованию, притом, как, где и сколько мне будет надобно, и не приведи боги, ослушаешься.
«А вот *** тебе с поленницу, глиста жопогрызная. Я на такое несогласная. Чай не в помойке себя нашла любимую». Она так вошла в роль беспредельщицы, что, напрочь забывшись, даже выпрямилась от гордости, высоко задрав голову.
– Выбор следующий.
«Да пошёл ты полем со своими выборами, недосерок ***, чтоб тебя кабан ***».
– Ты желаешь жить в достатке, властью обласкана.
«Ещё бы не желать, и ты мне в том деле не помеха, жопа ушастая».
– Не хочешь продаваться, а желаешь сама продавать.