Речные разбойники

Бумажные деньги. Линь Чун знала, какие доводы собралась приводить Лу Цзюньи, но была с ними не согласна. Вес связки медяков или серебряных и золотых лянов[6] отчетливо ощущался в руке. Ну а бумага? Какая ей цена? Сгорит в пламени и обратится в пепел.

Линь Чун со стуком поставила пудреницу перед подругой на лакированный столик:

– Все разумные доводы оставляю на твои плечи. Я согласна оставаться на своей должности до конца жизни. Командующий Гао всегда славился справедливостью.

– Это по отношению к тебе только, – пробормотала Лу Цзюньи, но из уважения к Линь Чун не стала продолжать, а вместо этого принялась сосредоточенно припудривать лицо. Но Линь Чун и без того знала, чтó та собиралась сказать: что Гао Цю раздавал высокие должности своим друзьям; отправил в тюрьмы или же сослал в лагеря политических противников; получал подачки от императора; транжирил на себя и своих приспешников деньги из налогов.

Об этом Линь Чун прекрасно знала, но не оправдывала подобное, просто она смотрела на ситуацию гораздо шире. Она непосредственно подчинялась Гао Цю, а он обладал огромным политическим влиянием – эти факты не опровергнуть. Он относился к Линь Чун отстраненно, но открытой злобы в его намерениях не ощущалось. Он был хуже многих мужчин и при этом все же лучше некоторых. Она спокойно выполняла свое дело и продолжит его выполнять, но оставит мнение о его поведении при себе.

Она держала рот на замке и относительно некоторых других слухов о командующем Гао. Услышь их Лу Цзюньи, та в ярости непременно сожгла бы весь Внутренний город.

Лу Цзюньи покончила с блузкой, разгладила юбки и накинула на плечи длинный шелковый шарф. Для женщины, все утро обливавшейся потом на тренировке, она выглядела на удивление собраннее и утонченнее, чем иные светские дамы даже после тщательных косметических процедур.

Линь Чун была уже не в том возрасте, чтобы завидовать, да и при своем положении она вполне могла себе позволить оставаться в строгих удобных одеяниях, без краски и пудры и с убранными в простую косичку волосами. В этом заключалась привилегия ее звания, и она будет вечно благодарна за это.

– Думается мне, что я как раз успеваю, – обмолвилась Лу Цзюньи. – Ты отведешь меня к Залу Белого Тигра? Я не совсем понимаю, где здесь что находится.

– Зал Белого Тигра? Командующий Гао позвал тебя в Зал Белого Тигра?

– Да, а что не так?

Линь Чун нахмурила брови, дурное предчувствие зародилось в ее душе. Зал Белого Тигра…

Внутренний Имперский город разделялся на три района. Обычный люд из расползающегося Внешнего города был вхож лишь в Южный район, где сейчас как раз и шагали Линь Чун с Лу Цзюньи. Здесь ютились городские чиновники, а также гарнизоны дворцовой стражи. Ямэнь[7] Гао Цю с его покоями и казенными зданиями тоже располагался здесь, и командующий всегда вызывал Линь Чун именно сюда. Раскинувшийся за краем Южного Центральный район создавался для того, чтобы император снисходил из дворца и встречался с сановниками, обладающими бóльшим, чем Линь Чун, влиянием. Ей самой лишь несколько раз доводилось миновать его ворота.

Центральный район по своей значимости уступал лишь району Северному, где раскинулся дворец самого Сына Неба.

Зал Белого Тигра находился в Центральном районе.

Там вершились дела и решения военных советов. Весьма странная обстановка для заурядной беседы об экономической политике, в которой командующий явно пошел бы навстречу просителю.

«Гао Цю славится справедливостью… только по отношению к тебе», – говорила Лу Цзюньи.

Линь Чун вновь пришли на ум те слухи. Те самые, которые она упорно игнорировала, никогда не распространяла и надежно хоронила в глубине своего разума, оставляя лишь тонкую ниточку настороженности для самозащиты. Ниточку, которая, надо сказать, никогда лично ей не пригодилась бы.

Но Лу Цзюньи была настоящей красавицей, причем красавицей незамужней и при деньгах. Пусть годы ее юности прошли, но по ее выразительному, не испещренному морщинами лицу этого определенно нельзя было сказать. Линь Чун сильно отличалась от нее.

Зал Белого Тигра… Дурные предчувствия закрались в душу Линь Чун, несмотря на ее пылкие слова в защиту командующего.

Ей были чужды стремления Лу Цзюньи бросить вызов власти или общественным устоям, но вот защита подруги… Это и вправду многое значило для нее.

Лу Цзюньи потянула ее за рукав.

– Сестрица Линь, – спросила она. – Что тебя беспокоит?

Линь Чун не нашлась с ответом, лишь ощущала, как тревога медленно растекается по ее внутренностям.

– Я с тобой пойду на встречу, ты не против? – ответила вопросом Линь Чун.

Лу Цзюньи понимающе прищурилась, а затем согласилась:

– Я буду очень польщена. Пожалуйста, веди меня.

Глава 2

Линь Чун шла с Лу Цзюньи на север, в глубь Имперского города, пока они не поднялись по ступеням, ведущим к другим, хорошо охраняемым воротам, покрытым искусной резьбой. Взмывающие над вырезанными в дереве облаками драконы и фениксы взирали на каждого, кто осмелился пройти через них.