Редактировать или удалить (СИ)

Пытаюсь вспомнить хотя бы год, когда всё вдруг резко изменилось, когда наша жизнь начала новый отсчёт, но ничего не получается. Кажется, нам было по двенадцать… Брат начал все чаще не ночевать дома, пропадать сутками на улице, шляясь непонятно где и с кем. Возвращался он неизменно взвинченным, нервным и возбуждённым, а иногда даже пьяным. Ему было всё равно, что мы подумаем обо всем этом. Поначалу мама пыталась разговаривать с ним ласково, просила открыться и рассказать, что с ним происходит, но он упорно молчал, и тогда она начинала кричать. Билл не выносил громких звуков, и в отместку швырял об стену всё, что попадалось под руку. Не добившись никаких объяснений такому поведению, мама подсылала к нему меня, надеясь, что уж своему-то брату он точно всё выложит.

Как же она ошибалась… Но я не мог ей отказать, я был послушным сыном. С опаской заходя в его комнату, я чувствовал, что воздух из этого помещения весь куда-то разом исчезает, а стены предательски сужаются, загоняя в безупречную ловушку. От одного его взгляда холодных невозмутимых глаз хотелось бежать, не оглядываясь. Нет, Билл никогда не прогонял меня, он вообще ничего не говорил, потому что знал, что долго я так не выдержу, и как всегда оказывался прав.

Потом я всё-таки решился на разговор. Подошёл к нему вплотную и взял за руку, как когда-то в детстве. Я думал, это поможет ему вспомнить, что он не один, что я всё так же люблю его. Но он отшатнулся от меня, как от прокажённого, резко выдернув свою ладонь, а потом одним грубым толчком вжал в стену и едко зашипел на ухо, словно взбешенная ядовитая змея:

- Не смей. Иди играй в свои игрушки и не лезь во взрослые дела. И ко мне тоже не лезь. Никогда.

В четырнадцать мне сделали сложную операцию. Я пролежал в больнице больше двух месяцев, мучаясь с осложнениями. Врачи дружно твердили, что я родился в рубашке. Билл явился навестить меня всего раз, и то, только потому, что его попросила об этом мама. Никто не говорил мне об этом, я просто знал. До сих пор не уверен, может, виной тому сильнодействующие препараты, вызывающие галлюцинации, но могу поклясться: когда он зашёл, я чётко увидел в его глазах беспокойство, неловкость и даже…стыд.

- Мам, не нужно было его заставлять.

- Знаешь, он плакал. Можешь себе это представить?

- Потому что не хотел идти.

Она устало прикрыла веки и потёрла виски.

- В тот момент он держал в руках твоё фото.

После выписки закрутилось нечто странное. Билл внезапно начал защищать меня в школе, совсем как раньше. Он жестоко наказывал любого, кто покушался на моё здоровье, кто представлял хоть какую-то, даже самую незначительную угрозу. И всё это без слов. Он был моим личным телохранителем и ничего не требовал взамен. Я благодарил, но он будто не слышал и невозмутимо проходил мимо, даже не глядя в мою сторону.

А несколькими месяцами позже началось что-то совершенно необъяснимое. Впервые за несколько лет он посмотрел мне прямо в глаза, да так, что захотелось кричать от волнения и пробирающего насквозь необъяснимого трепета. Билл пытался что-то рассказать мне, что-то очень важное, я чувствовал это, но никак не мог уловить суть, а спросить боялся. Я попросту был напуган и удивлён таким вниманием.

А однажды ночью он пришёл ко мне в спальню, молча залез под одеяло и не дал ни единого шанса сказать ему «нет». Так и начался новый этап наших отношений.

Как-то вечером он пришёл раньше, чем обычно. Это произошло осенью. Едва не выбив дверь, брат вихрем пронёсся мимо нас с мамой к себе в комнату. Он выглядел, как безумец. Будто за ним гналась стая адских псов…

Позже, делая уборку, мама обнаружила незнакомый нож, который лежал в крайне неудачном положении под отломанной половицей и предательски поблескивал. Случилось это зимой. А спустя какое-то время она подкараулила Билла ночью, предусмотрительно выключив везде свет и затаившись в самом тёмном углу коридора. Мама была настроена решительно, во что бы то ни стало намереваясь выяснить, где пропадает её сын и что с ним происходит.

Лёжа в постели на грани между сном и явью, я смутно услышал, как внизу что-то упало, что-то большое и тяжёлое. Звук был глухим и вызвал стаю мурашек по спине… Позже я узнал, что это была мама, упавшая в обморок от зрелища, которое я имею честь лицезреть регулярно. Билл явился с заляпанной чужой кровью одеждой, буквально пропитанный этой мерзопакостной багровой жидкостью, а с обуви его кусками отваливалась липкая грязь. Он стоял посреди холла, с дьявольской ухмылкой разглядывая обездвиженное тело мамы. Это было дико… Настолько дико, что я спустился по стенке на колени, не выдержав. Я был готов и сам помахать ручкой реальности, отбыв в спасительную черную бездну, отключившись на какое-то время вместе с мамой.

Эта картинка с окровавленным братом, словно вырванная из книги иллюстрация, до сих пор стоит у меня перед глазами. Можно было бы стереть её из памяти, перекрыть каким-нибудь счастливым моментом, но вышло так, что все последующие дни становились один чернее другого.