Утром, ещё сонная и растрёпанная, я выползаю на запах блинчиков. Такую вкуснятину может готовить только один человек на земле — моя тётя Лидочка.
Обнимаю её со спины, прижимаюсь к такой родной, мягкой и тёплой.
— Олеська! Ну ты чего? — вяло отбрыкивается она. — Мешаешь же!
Я отлипаю, ворую с блюда один блинчик, жирно обмакиваю в варенье и, слизывая с ладони сладкие капли, заталкиваю лакомство в рот.
— Ммм! Вкустнятина!
— Небось прозябала тут без меня на дошиках и пельмешках? — подмигивает тётя.
— Как угадала? — закатываю глаза в притворном ужасе.
— Нехитрая инспекция кухни сдала тебя с потрохами.
Я сажусь за стол, поджимаю одну ногу под себя, наливаю чай.
— А ты чего так рано? Тебе ж ещё неделю отдыхать? И ты ж говорила, что мужчину встретила, роман у вас…
Лида горько вздыхает.
— Лучше бы никакого романа не было. Так, только душу мне вынул.
— Как обычно — женат и двое детей? — с грустью уточняю я.
— Хуже, — вздыхает Лида, — четверо! Когда его жена со всем выводком заявилась ко мне в номер — я не знала, куда бежать. Она так орала, как только не обзывала меня — и падшей, и разлучницей. В общем, я в тот же день собралась и уехала… Деньги за непрожитые дни им оставила… Пусть…
Лида падает на стул и плачет.
Блин скворчит на сковороде и явно подгорает.
У меня звонит телефон.
И я не знаю, куда кидаться: обнимать и утешать тётю, спасать её кулинарный шедевр или бежать к телефону, потому что может быть что-то важное.
Лида вытирает слёзы, берёт себя в руки и говорит мне:
— Иди, ответить, — а сама, ругаясь под нос, отскребает пригоревший блин.
Я бегу к телефону.
Ираклий! Надо же!
— Ну как у тебя утро? Надеюсь, доброе? — чуть ехидничает он, и от низких нот в его бархатном голосе по телу, которое ещё слишком хорошо помнит его ласки, бегут мурашки.
— Добрее видали, — отмахиваюсь я.
— Тогда позволь задобрить хотя бы твой вечер…
Так, начало разговора мне сильно не нравится! Прямо скрещиваю пальцы, чтобы он не похерил то, что зародилось между нами, какой-нибудь романтической чушью.
Но вселенная сегодня меня не слышит.
— Сходишь со мной в ресторан?
О нет! Ну почему нельзя просто встречаться! Жрать вместе пельмени, заниматься любовью и расходиться? Зачем кому-то нужны эти серьёзные отношения. Тёть Лида, вон, вечно ищет их и вечно страдает.
Но мне приходится согласиться — я не хочу потерять Ираклия сразу же.
— Хорошо, — со вздохом соглашаюсь я. — Где и во сколько?
— Истинная журналистка, — бархатно смеётся Ираклий. — В восемь, в ресторане «Красный шар».
Ну да, что-то менее понтовое мы выбрать не могли! Разумеется, я это не произношу, лишь проговариваю название вслух.
Ираклий уточняет:
— Всё правильно, — и отключается.
И тут в дверях комнаты появляется Лида.
— А ты мне ничего не хочешь рассказать?
Пожимаю плечами:
— Да особенно нечего пока рассказывать.
— Да уж прям! Тебя сегодня пригласили в «Красный шар», где обычно делают предложения. А когда я закидывала твою куртку в стирку нашла у тебя визитку крутого флориста… Дарина Тихомирова, кажется? Мы как-то заказывали у неё букет для одной нашей клиентки. Получилось, конечно, роскошно…Но цены!
И тут в моей голове складывается цепочка. Так вот, значит, зачем Кирилл дал мне визитку своей жены! Хитрый жук Ираклий уже всё просчитал, всё решил… только упустил одну маленькую деталь — спросить меня. Потому что замуж я точно не хочу! Мне ещё доучиться надо! А потом — карьера! Профессия журналиста вообще плохо сочетается у меня с семейной жизнью. Нет-нет, о пелёнках-распашонках точно не может быть и речи в ближайшие пять-семь лет. А дальше — посмотрим.
Прости, Ираклий, но мне придётся испортить тебе вечер!
И вот тут вселенная меня слышит и присылает сообщение от Мироныча: «Давыдова! Срочно дуй в редакцию с вещами — поедешь в командировку».
И в этот момент я понимаю, что очень люблю своего шефа. Улыбаюсь до ушей и начинаю закидывать вещи в дорожную сумку…
Вместо эпилога
Едва переступив порог шефовского кабинета, решительно иду к столу, кладу перед редактором папку с надписью «Проект “Идеальные”» и сразу обозначаю:
— Статьи не будет.
— Докопалась, значит, — мурлыча, как сытый кот, склоняет голову набок Мироныч.
— А вы, значит, знали? — беззлобно пеняю я.
Он не отвечает, лишь указывает на стул. Я сажусь и ловлю осознание: конечно, знал! Лучший в истории журналистики «разгребатель грязи» и не в курсе?
— Это была проверка? — уточняю.
— Почему же проверка — боевое крещение, Давыдова. Считай, экзамен…
— И я его провалила… — говорю, холодея.
— Отнюдь, — Мироныч привычным жестом сбивает пепел на особенно наглого паука в своей пепельнице, — ты сдала на «отлично». Многие бы не справились…
— А Базиров? — меня начинает осенять догадка.
— Ну, должен же был тебя кто-то охранять. Я же знал в какое дерьмо тебя толкаю. А он, тем более, один из них… этих…
Пренебрежительные нотки в голосе начальника мне не нравятся. Никогда бы не подумала, что он страдает ксенофобией.
— Так вы всё сразу просчитали? Продумали? — продолжаю выяснять я.
— Нет, на самом деле всё просчитал и продумал Лев Аристархович, а я стал лишь исполнителем его воли.