Редберн: его первое плавание

О! Это была скала, о которую ты разбился, бедный Гарри! Расстроившись из-за хода поисков утончённой изысканности среди помощников капитана и команды, Гарри из-за баловства и досады преисполнился решимости возвыситься, и штормовое негодование, которое он поднял, сокрушило его самого.

У матросов появилась особая ненависть к его большому рундуку из красного дерева, который он заказал на мебельном складе. Он был украшен медными винтовыми головками и другими устройствами и был наполнен тем самым содержимым платяного шкафа, в котором Гарри веселился во время лондонского сезона, различные жилеты и панталоны он продал ещё в Ливерпуле – тогда от недостатка денег его обширные запасы существенно уменьшились.

Было любопытно слушать разные намёки и мнения, бросаемые матросами после этой случайно увиденной коллекции шёлка, бархата, тонкого сукна и атласа. Я не знаю точно, что они подумали про Гарри, но они, казалось, единодушно поверили в то, что, оставив свою страну, Гарри оставил большие игорные залы. Джексон даже попросил его приподнять низкую кромку своих штанов, дабы проверить цвет его голеней. Весьма примечательно, что каждый раз, когда утончённому юноше с непринуждёнными манерами и вежливым обращением случается оказаться одному в команде судна, то матросы почти неизменно приписывают его морской поход неопровержимой необходимости оставления земной тверди ради того, чтобы увильнуть от констеблей.

«Эти благородные белоручки, должно быть, ещё и нечисты на руку – они говорят сами за себя, иначе после они не сунули бы руки в нашу смолу. Что же ещё может вывести их в море?» Убедительно и окончательно. Поэтому с самого начала Гарри очень подавляли эти своеобразные двусмысленности. Иногда, однако, их только развлекала его внешность, особенно однажды вечером, когда вместо своей промокшей короткой куртки он был вынужден надеть один из фраков. Ему велели принести два навершия к бизани на корму, при этом назвав его побитым щелкопёром, лакеем беглого португальского парикмахера и неким табачным мальчиком для старых дев. Что касается капитана, то для Гарри стало ясно, что на борту не было никакого благородного и обходительного капитана Рига. К его немалому удивлению – но, как я и предсказывал, – капитан Риг теперь никогда не замечал его, а препоручил знакомство с его недолгой карьерой новичка исключительно своим офицерам и команде.

Но должно было случиться нечто худшее. В течение первых нескольких дней я заметил, что каждый раз, когда появлялась какая-либо потребность лезть наверх, Гарри неутомимо сматывал распущенную по палубе оснастку, игнорируя тот факт, что его товарищи по плаванию скакали по парусам. И когда вахта всеми силами брала на гитовы брамсель, то есть натягивала надлежащие верёвки с палубы, которыми обёртывали парус на верхних реях, Гарри всегда удавалось оказаться около кофель-нагелей, да так, что когда для двоих из нас приходило время вскакивать на оснастку, он был премного обеспокоен быстрой вязкой гитовых и бывал так поглощён этим занятием и так тщательно затягивал их вокруг стержня, что это выглядело для него совершенно несвойственно, а после выполнения данной работы поднимался на фальшборт прежде, чем его товарищи оказывались там. Однако после крепления гитовых, не имея возможности получить пока ещё незакреплённые снасти, Гарри всегда совершал такой манёвр: подскакивал в великой спешке к парусам, но, внезапно подняв глаза и увидев других матросов, оказавшихся впереди, отступал, очевидно, совсем огорчаясь от того, что он оказался в стороне от возможности демонстрации своей деятельности.

Это меня удивило, и я поговорил со своим другом, тогда был признан тревожный факт, и он осудил себя самого, чего никогда не случилось бы: он не мог лезть наверх – его нервы не выдерживали.

«Тогда Гарри, – сказал я, – лучше бы ты никогда не рождался. Ты знаешь, что это такое, если ты сюда пришёл? Разве ты не говорил мне, что, несомненно, хорошо покажешь себя в работе с оснасткой? Разве ты не говорил, что ты совершил два путешествия в Бомбей? Гарри, плыть для тебя было безумием. Но ты только вообрази, попробуй ещё раз, и даю слово, что ты очень скоро будешь чувствовать себя среди штанг так же хорошо, как дома или как птица на дереве».

Но он не мог заставить себя попробовать снова: факт состоял в том, что его нервы не могли выдержать этого, в ходе своей изысканной карьеры он выпил слишком много крепкого кофе мокко и зелёного чая и выкуривал за раз слишком много «гаван».

Наконец, как я неоднократно предсказывал, однажды утром помощник капитана отделил его от команды и приказал подняться к главному грузу и разобрать короткие сигнальные фалы.

«Сэр?» – сказал ошеломлённый Гарри.

«Пошёл вперёд!» – сказал помощник, хватая конец кнута.

«Не бейте меня!» – закричал Гарри, вытягиваясь перед ним.

«Получай, и вперёд», – прокричал помощник, разом прикладывая кнут вдоль его спины, но слегка.