Редберн: его первое плавание

На противоположном борту мой Карло в мечтательности внимательно смотрел вниз на спокойное фиолетовое море, как будто оно было глазом, в котором отражался он сам, и, повернувшись к Гарри, сказал: «Небеса этой Америки должны опускаться в море, поэтому, глядя вниз на эту воду, я вижу то же, что увидел бы в Италии над своей головой. Ах! в конце концов, я нахожу свою Италию где угодно, везде, где я готов её искать. Я нашёл её даже в дождливом Ливерпуле».

И вот подул мягкий бриз, принеся нам белое крыло с берега – катер! Вскоре «обезьяний жакет» поднялся на борт и был окружён капитаном и каютными жителями, жаждущими новостей. И из бездонного кармана появились связки газет, которые были нетерпеливо расхватаны толпой.

Затем капитан передал полномочия лоцману, который оказался задирой, заняв нас тяжёлой работой по переноске и выборке скоб и приспособлению судна к ловле малейшего ветра даже кошачьей лапой.

Когда среди носимых морем людей внезапно появляется странный человек с берега с запахом земли в своей бороде, то это говорит о такой близости зелёной травы, что её реальность оказывается сильнее даже вида сам́ ого удалённого берега.

Третий класс уже представлял собой бедлам: чемоданы и поклажа закрывались и перевязывались верёвками, наблюдалась всеобщая стирка и мытьё лиц и рук. В этот момент пришёл приказ с квартердека: все кровати, одеяла, подушки и связки соломы из третьего класса утопить. Команда была выслушана эмигрантами с тревогой, а затем с гневом. Но их уверили в том, что это обязательно нужно сделать ради избавления от долгой задержки на несколько недель в карантине. Поэтому они неохотно подчинились, и за борт пошли поддоны и подушки. Следом за ними выбросили старые горшки и кастрюли, бутылки и корзины. В итоге всё море вокруг оказалось усыпанным наполненными и изгибавшимися на волнах наперниками – ложами для совсем непритязательных русалок. Бесчисленные вещи подобного рода, сброшенные за борт с эмигрантских судов, приближающихся к гавани Нью-Йорка, дрейфуют в сторону Устья и остаются на берегах Стейтен-Айленда вдоль восточного пляжа, по которому я часто ходил и недоумевал, глядя на сломанные кувшины, порванные подушки и ветхие корзины у моих ног.

Эмигрантам был передан второй приказ: собраться с силами и провести третью, полную и заключительную, чистку песком и водой. И к этому их принуждали теми же самыми аргументами, благодаря которым они отдали Нептуну свои постельные принадлежности. Затем место было окурено и высушено жаровнями с очага так, чтобы вечером ни один встречный не заподозрил бы «Горца», исходя из его вида, в совершении чего-либо ещё, кроме как приятного путешествия в абсолютной чистоте. Так, некоторые морские капитаны принимают во внимание, что добропорядочные граждане не должны получить и намёка на истинные условия в третьем классе во время пребывания в море.

Той же ночью снова установился штиль, но на следующее утро, хотя ветер был не совсем попутный, мы направились к Устью и срезали наш путь, проскочив напоследок у одного из фортов, почти пронеся над ним бум нашего кливера.

Ранний душ освежил леса и поля, великолепная зелень запылала, и к нашим просоленным лёгким береговой бриз принёс пряный аромат. Пассажиры третьего класса от восхищения едва не ржали, как лошади, возвращённые на весенние пастбища, и каждый глаз и каждое ухо на «Горце» наполнились яркими видами и звуками с берега.

Ничто больше не заставит нас думать о буре и чуме, не обратит наши взоры наверх, к следам крови, всё ещё видимой на топселе, откуда упал Джексон, но мы остановим наш пристальный взгляд на садах и лугах и, как томимые жаждой, впитаем все их росы.

Со стороны Стейтен-Айленда показался служебный бледно-жёлтый флаг, обозначающий жильё карантинного чиновника, как будто символизирующий то, что сама по себе жёлтая лихорадка, конец паники и предотвращение чёрной рвоты у каждого наблюдателя, все карантины во всём мире и порча воздуха связаны с его колебанием.

Но хотя длинные ряды побеленных госпиталей со стороны холма оказались теперь на виду, и, хотя множество судов стояло здесь на якоре, всё же ни одна лодка не вышла к нам, и, к нашему удивлению и восхищению, мы проплыли мимо мели, которой все боялись. Как получилось, что мы сумели пройти, не сев на неё, для нас так и осталось неизвестным.

Уже вырастал город у залива и, один за другим, его шпили пронзали синеву, в то время как суда, бриги, шхуны и парусные лодки всё гуще и гуще заполняли окружающее пространство. Мы видели лес мачт, похожий на лес в Гарце, и чёрные снасти, раскинутые вдоль Ист-Ривер, а на севере, выше по течению величественного старого Гудзона, словно стаями лебедей покрытого белыми парусами шлюпов, мы мельком разглядели фиолетовые Палисады.