Редкая отвага

Он шагнул ко мне, и я увидел его рябое лицо с бисерными чёрными глазками, лицо, которое стояло у меня перед глазами всё время с той самой минуты, когда я узнал, что Сара пропала. Мистер Бишоп оказался ещё крупнее, чем я его помнил. Его мощная фигура закрывала собой весь проход. Он был большой, как бык, с грудью колесом, но с толстыми щеками и животом, которые выдавали в нём любителя выпивки и бекона.

Он шлёпнул губами и перекатился с пятки на носок.

– Деньги принёс, малец?

– Да, сэр. – Я похлопал по сумке, висевшей у меня на плече. – Я готов вам заплатить. Всё по-честному.

Он тут же преобразился. Взгляд просветлел, челюсть сжалась. От ленивой расслабленности не осталось и следа.

Когда мы ещё жили в Миссури, у наших соседей был пёс. Вечно вилял хвостом, лизал руки, ластился – но только к людям. Собак он на дух не переносил. Нападал без предупреждения, дрался до последнего и убил не одного несчастного пса, которому не повезло попасться ему на глаза. Помню, как-то в солнечный денёк он лежал на пыльной земле и тяжело дышал, вполне довольный жизнью, а я его гладил. Вдруг он увидел какую-то собаку на дороге. Взгляд у него тут же стал сосредоточенный, злой, шерсть встала дыбом, язык он убрал, весь напрягся и оскалил белые зубы. Он замер, готовый к бою, словно взведённый курок. Он жаждал крови.

То же самое случилось и с мистером Бишопом. Услышав про деньги, он тут же протрезвел. И наверное, готов был показать зубы.

– Ну, тогда заходи, – сказал он, развернулся и пошёл в комнату. – Обсудим дельце.

Я украдкой кинул взгляд за крыльцо. А-Ки посматривал на нас из-за угла. Я быстро ему кивнул, собрал волю в кулак и шагнул в тёплую хижину. Правда, дверь оставил открытой. Когда заходишь в логово грозного медведя, лучше оставить себе путь к отступлению.

Внутри царил беспорядок. На грязном дощатом полу валялись одежда, яблочные огрызки, пустые бутылки и всякая всячина. В нос ударил резкий запах. Видно, где-то в углу стоял ночной горшок. Здесь было ещё хуже, чем у мистера Гриссома. Я и не знал, что такое возможно. В камине плясал огонь, так что в комнате оказалось жарко и душно. Я снова начал обливаться потом.

Эзра Бишоп плюхнулся на стул, и тот скрипнул под его тяжестью. Он махнул рукой на табуретку рядом с собой.

– Садись.

– Спасибо, сэр. Я лучше постою.

Было в нём что-то такое, отчего мне не хотелось к нему приближаться.

– Как хошь. – Он вынул пробку из бутылки с глухим «чпок» и протянул мне. – Я всегда пью, когда обсуждаю дела. Сразу и обмоем.

Мистер Бишоп протянул мне бутылку. Я на неё взглянул. Блики огня падали на мутное стекло. Внутри плескалась коричневая жидкость.

Мне никто раньше не предлагал виски. Как бы я ни сердился, когда меня держали за ребёнка, это предложение мне тоже не польстило. Я вдруг почувствовал себя в ловушке. Мне было жарко и страшно, этот громила не вызывал ни доверия, ни симпатии, поэтому я хотел как можно скорее со всем покончить. Боюсь, мой голос меня выдал:

– Нет, сэр. Давайте сразу перейдём к делу.

Он сощурился.

– Чего я тебе сделал, малец? Чего ты нарываешься?

Голос у него был низкий и тихий и в то же время резкий и злой. Мистер Бишоп поднялся на ноги, возвышаясь надо мной.

– Где-то я тебя уже видел, – с подозрением проворчал он. – Ты не от тех краснокожих с перевала Колокум, которых я надул?

– Нет, сэр.

– А, чёрт, значит, ты из этих, энтиэтов? Всё ещё не простили мне ту сделку?

– Нет, сэр, – ответил я, гадая, сколько же врагов Эзра Бишоп нажил за эту поездку.

Тут он ткнул в меня жирным пальцем.

– А, точно! Вспомнил! Ты тот сиротка из Олд-Мишн!

– Никакой я вам не сиротка.

– Это я твою кобылку купил, да? Упрямую, наполовину индейскую?

Мне пришлось подавить свой гнев. Против Эзры Бишопа у меня не было шансов, и я это понимал.

– Да, сэр. Конечно, вы этого не знали, но мистер Гриссом не имел права её продавать. Она моя, и я пришёл её выкупить.

– Эта твоя кобылка – жутко норовистая. И вверх и вниз по склону её плетью охаживал, всё упрямилась.

Я так стиснул зубы, что испугался, как бы они не раскрошились.

– Ну, тогда вы, наверное, будете только рады от неё избавиться, сэр, – ответил я, сжимая кулаки, чтобы успокоиться.

Эзра Бишоп громко отхлебнул виски. Выглядело это слишком нарочито. Как будто он играл роль. Пил не просто чтобы выпить, а чтобы отвлечь внимание. Я нервно сглотнул. Теперь он казался не пьяным и расслабленным, а расчётливым и хитрым. И опасным.

– Да, с ней сложно было справиться, – проговорил он.

– Было, сэр?

Его острый, как костыли на железной дороге, взгляд метнулся к моей сумке.

– Говоришь, деньги принёс? Сколько?

Я облизнул губы. Этого момента я и боялся – ещё с тех пор, как вышел из торгового поста в Уэнатчи.

– Ну, сэр, я готов отдать вам шестьдесят два доллара пятьдесят центов за свою лошадь.

– Она стала моей лошадью, когда я её купил, парень. Причём заплатил ровно восемьдесят долларов и ни центом меньше.

Голос у него был напряжённый, гулкий. И таил в себе такую же опасность, как угрожающий треск гремучей змеи. Он жил обманом, грязными сделками. А как перехитрить его самого, я понятия не имел.