Редкая отвага

Шериф прищурился, силясь разглядеть меня сквозь сумрак и пелену дождя. А разглядев, раскрыл рот от изумления, опустил ружьё и выругался.

– Это не Фоуни, – бросил он остальным, и они тут же убрали оружие. – Это какой-то мальчишка. Всего лишь мальчишка. – Он снова выругался.

– Вы застрелили мою лошадь, – повторил я.

Шериф посмотрел на истекающую кровью Сару.

– Прости, сынок. Ты бежал прямо на нас. Без седла, на рыже-пегой лошадке, в этой шляпе. Мы приняли тебя за Калеба Фоуни.

Он спрыгнул с коня, скрипнув кожаным седлом, и подошёл ко мне. Посмотрел на Сару, вздохнул и взвёл курок.

– Отойди, сынок.

Я резко обернулся и увидел, что он держит палец на спусковом крючке.

– Что вы делаете? – вскрикнул я.

Лицо у него было мрачное, а глаза печальные.

– Хочу избавить твою лошадку от мучений.

– Нет! Не убивайте её!

Он глубоко, тяжело вздохнул.

– Боюсь, я это уже сделал. Она страдает. Давай, отходи, надо быстрее с этим покончить.

– Я не дам её застрелить!

Он посмотрел на меня. Глаза у него были тёмные и хмурые, но не злые. Как у папы, когда умерли мама и Кэти.

– Послушай, сынок, ты её только мучаешь. Пуля попала в шею. Ты посмотри, сколько крови. Надо дать ей уйти. Отпустить её. Прервать эту боль. Это не жестокость, сынок… это милосердие.

Я посмотрел на него, тяжело дыша. Глаза жгло от слёз. Сколько чувств. Сколько воспоминаний. О папе, маме, Кэти. Я пытался дотянуться до них в своём сердце, услышать их голоса. Посоветоваться с ними, чтобы понять, как мне поступить.

И я понял. Я знал. Знал, как будет правильно. Папа наказал заботиться о Саре, как бы тяжело мне ни было. Даже когда кажется, что хуже ничего быть не может. И мама ждала от меня в первую очередь доброты, даже если это больно. А Кэти не выдержала бы страданий нашей милой Сары.

Я дрожал, и зубы у меня стучали из-за холодного дождя.

– Хорошо, – прохрипел я. – Хорошо.

Я повернулся к моей Саре. Она дышала уже спокойнее и ровнее.

– О, малышка, – сдавленно проговорил я, поглаживая её по шее и проводя пальцами по гриве. – Моя хорошая. – Я прижался грудью к шее Сары, и наши головы соприкоснулись. Мои слёзы стекали ей на шерсть, а кровь из раны стекала на грязную землю.

Они все были здесь, со мной. Все. Мои воспоминания, самые ранние воспоминания о том, как я ездил на ней верхом, как любил её. Воспоминания о Саре, обо мне, папе и маме. И Кэти. Кэти, которая души не чаяла в нашей милой лошадке. Нежной, ласковой. И при этом сильной, упрямой. Я вспомнил о том, что Эзра Бишоп хлестал её плетью, потому что она не хотела от меня уходить.

– Ты лучшая лошадь на свете, – прошептал я ей в гриву. – Самая-самая. – Она дышала неровно, прерывисто. Я стиснул её в объятиях, пытаясь удержать здесь, в мире живых. – Я люблю тебя.

Я искренне с ней прощался. Сжимал крепко-крепко, но при этом готов был отпустить навсегда.

Я думал о закатах и листьях, о том, что они красивее, когда умирают.

Через мою рубашку, через дождь и тёплую кровь я чувствовал биение её сердца.

Только билось оно неправильно.

Как будто наполовину.

А вторая половина отдавалась в моей груди.

Наши сердца стучали вместе – ту-тум, ту-тум, ту-тум – гулко и сильно, перекрывая стук дождя по листьям, грязи, шляпам и лошадям.

Мы лежали на земле, наши сердца бились в унисон.

Я чувствовал сердце моей милой Сары, чувствовал, как оно колотится в её груди. Но не чувствовал, что она умирает. Совсем нет.

Я отстранился и посмотрел ей в глаза. В них читалось доверие. И любовь. Спокойствие и железная сила.

– Хорошо, – прошептал я и приподнялся.

– Ну, сынок, отходи. Можешь отвернуться, если хочешь.

– Нет. Я готов был с ней попрощаться, сэр, но она не готова. Пока нет. Она ещё поживёт.

– Что ты, сынок, у неё пуля в шее…

– В Якиме есть коновал? – перебил я его.

– Да, конечно, – растерянно ответил шериф. – Только док Стивенс не поедет сюда осматривать лошадь, которой жить-то осталось всего ничего.

– А если я отведу Сару к нему?

– Тогда, конечно, осмотрит, но ты сам на неё глянь! Не дойдёт она до Якимы. Да она и не встанет.

– Нет. Встанет. Если я попрошу.

Я склонился над ней, и мы посмотрели друг другу в глаза.

– Готова, малышка? – спросил я.

Она моргнула.

Я погладил её вытянутую морду и взялся за уздечку.

– Вставай, Сара. Давай.

Она подняла голову. Потом шею. Я медленно поднимался вместе с ней, придерживая руками и не сводя с неё глаз. Она выпрямила передние ноги и села, тяжело дыша.

– Умница. Хорошая моя.

А потом с кряхтением, с неимоверным усилием и наверняка с помощью ангелов моя Сара встала на все четыре копыта. Она стояла, тяжело дыша и опустив голову, но всё же стояла.

– Вот это да, – выдохнул шериф.

– Док Стивенс, говорите, так его зовут? Он из Якимы?

– Да. В основном лечит людей, но и лошадей может.

– Спасибо, сэр. Это за вами отправил мистер Кэмпбелл?

– Да, сынок. Я шериф Маклири и собрал этот отряд, чтобы отправиться в погоню за преступником Калебом Фоуни.

Я вытащил из своей сумки мешок денег и протянул ему.