Редкая птица

В живых осталось двое. Они назвались братьями и решили господствовать вместе, и подписали нерушимую клятву кровью, и обнялись для братского поцелуя, и вцепились зубами друг в друга… Один оказался проворнее — он перекусил сопернику горло.

И он сидел на грудах сокровищ, пораженный безумием, бесславием и бессмертием.

И душа его подвергалась невыразимым мучениям неутоленной алчности, зависти и злобы.

И этим мукам нет предела.

…Некоторое время мы сидели молча. Потом Лена сказала:

— Дрон, а ведь ты все это выдумал.

— Разве?

— Ага. Я тоже читала эту сказку в детстве, в ней была и девушка, слезы которой превращались в жемчуг, и жадный купец… А вот всего остального не было.

— А по-моему, так все и было.

— По крайней мере, работа переводчиком не прошла для тебя даром. Хотя, если ты переводишь так же, как пересказываешь сказки, представляю, что остается от оригинала…

— Но тебе понравилось?

— Еще бы. Но присказка понравилась больше. Эпилог будет?

— Обязательно.

— Буду ждать. А зачем ты мне, собственно, эту легенду рассказал?

— Для образности.

— Страдания стоят дороже смеха и веселья?

— Вот именно.

— Это слишком заумно и по-философски. Понятно, страдания умножают опыт, опыт рождает мудрость, ну и так далее. Какое это имеет отношение к нашим делам?

— Прямое. Ты же спрашивала, зачем измываться над девчонками, вместо того чтобы набрать профессионалок.

— Ну!

— Обычный порнофильм стоит довольно дешево. Семь — восемь тысяч баксов.

Естественно, на профессиональной аппаратуре. «Люкс» — дороже. Но и там все комплексы, скажем, садистские, просто обыгрываются. А ведь в этом особнячке ничего не имитировалось, все происходило по-настоящему. Настоящее изнасилование, настоящий стыд, настоящие истязания.

— И настоящее убийство… — прошептала девушка еле слышно. — Ведь эту девчонку, Стрелочку, убили… Зверски убили… И сняли все это.

— Вот такая кассета будет стоить дорого. Очень дорого.

— Понятно. Но, Дрон, кто ее купит?

— Рынок сбыта, боюсь, велик.

— Подожди. Я думаю, ни один человек ни в одной цивилизованной стране не станет смотреть изуверства, если будет знать, что это не игра и перед камерой не актеры. Ты же сам сказал, что ценно как раз последнее и именно поэтому видеозапись можно продать так дорого.

— Ленка, ответь быстро, какие программы или передачи ТВ привлекают больше всего зрителей? Ну?

— Сериалы, что ли?

— Не только в нашей стране — возьми мировую аудиторию.

— Боевики, эротика, спорт, новости, особенно прямые трансляции. Да, любые прямые трансляции.

— Точно. Особенно прямые трансляции новостей из «горячих точек».

— Почему?

— Потому что люди там умирают на глазах зрителей и умирают взаправду.

— Точно.

— Со времен Древнего Рима не изобрели ничего более увлекательного: наблюдать борьбу за жизнь, самому при этом не подвергаясь никакой опасности.

Представь, человек прожил скучный и обыденный день. Позади — не одна тысяча подобных дней, впереди — тоже ничего нового. Рутина. Жизнь размеренна и скучна.

Приходит, включает «ящик». Насилие, секс, кровь брызжет, машины бьются, девки визжат… Это бодрит. Еще больше бодрит сознание того, что сам ты — спокойно выпьешь порцию чего-нибудь и спокойно уснешь в своей постели. Под надежной защитой закона, полиции, банковского счета…

— А что в этом плохого? Я где-то читала: если человек обладает скрытой агрессивностью или склонностью к насилию, такие фильмы полезны для него: все эмоции как бы «проигрываются», но понарошку, у экрана телевизора.

— Для части людей, может, так оно и есть. Но для некоторых эти фильмы становятся своеобразным наркотиком. А к любому наркотику развивается привычка, и нужны все более сильные препараты.

— Значит, порно, которое снимали в особнячке, и является этим наркотиком?

— Пожалуй, да. Подростку-девственнику вполне хватит красивого плейбоевского клипа, и, если ему вдруг продемонстрировать физиологические подробности полового акта, да еще с извращениями, это может стать причиной существенной травмы, — каким бы раскованным не казалось общество самому себе в вопросах морали, романтизм возраста не приемлет уничижения идеала.

Ну а человек, для которого насилие и секс на экране являются видом допинга… Его психика постепенно привыкает ко все более извращенным и циничным эпизодам…

— Дрон, но ведь на Западе это дело настолько изучено и отработано, и фильмы они могут снять на любой вкус и заказ, и актеры так сыграть… Ну а гримеры… те вообще таких монстров делают — в кошмаре не увидишь!

— В том-то и дело, Ленка: сыграть! Зритель знает, что после съемок актеры смоют с себя красную краску, а «жертва» с «насильником» проглотят в баре по порции мартини, позлословят о режиссере и спокойненько разъедутся по домам…

— А тут все по-настоящему… Но ведь подобных психов не так много…

— Наверное, все-таки больше, чем мы можем себе представить… Какие-нибудь «клубы по интересам» в дальнем за-бугорье.

— Все равно. Продукция нелегальна — значит, закрытые просмотровые залы…

Очень дорого.

— Ты знаешь, маньяки свое сумасшествие болезнью часто и не считают. Или принимают ее за избранность. А за это люди готовы платить очень дорогую цену.