Редкие земли

Прибыв в Гонконг, Ясно тут же зафрахтовал точно такой же «Гольфстрим» с 12 креслами и отправился на нем в Париж. Перед вылетом нанял еще трех специалистов кунг-фу, чтобы поговорили с докучливыми спутниками из Прокуренции. Вот таким образом в полном одиночестве он и прибыл вечером следующего дня в Отель дю Палэ, где в пятикомнатном номере рухнул на какой-то диванчик-рекамье и забылся раздраженным сном, в коем разум не отдыхал, а только кипел, предельно возмущенный.

Утром он встал в несколько измученном состоянии. Подошел к огромному окну начала «прекрасной эпохи» и увидел прибрежную эспланаду города-курорта, по которой в этот ранний час в обоих направлениях бежали джоггеры. Справа или слева от них, в зависимости от направления бегства, катили бискайские волны. Вздымались, бия в знаменитые скалы Биаррица. Ветер то и дело возобновлялся и стихал, то есть дул порывами. Он летел с северо-запада, то есть из тех океанских пространств, что не знают еще «парникового эффекта». Некоторое время одноногий олигарх не мог оторвать взгляда от тех пространств, то ли думая о круговороте земных веществ, о редких землях океана, которые можно было бы безгранично извлекать как из глубин, так и с поверхностей, думая о тварях этой среды, до сих пор процветающих, невзирая на лов, не зная еще ни копейки о том, что в той эйчтуоу (Н₂О) позавчера растворился наследник корпорации Никодимчик Стратов, ныне таинственный ЭРБ. Между тем привычная для этих мест утренняя серятина рассеивалась, несколько раз уже над отрогами Пиренеев проехался Феб в своей коляске, и настроение великолепного, частично уже редкоземельного человека постепенно рассеивалось вместе с той серятиной. Кофе, немедленно заказать не менее большого кофейника баскского кофе, решил олигарх и хотел было уже приподнять тяжелую трубку раритетного телефона, как вдруг увидел внизу за окном пробегающих вместе к югу главного финансиста корпорации Вадима Бразилевича и сочинителя Базза Окселотла; они увлеченно беседовали друг с другом.

Рванувшись под действием спонтанного острейшего желания быть в этой компании третьим, бежать рядом, беседовать увлеченно, не быть сопровождаемым сколь недремлющей, столь и бесполезной охраной, рванувшись в своей привычной с детства тбилисской правобережной манере, Гурам уже левой многоцелевой рукою стаскивал с себя гольфистские штаны-слэкс и вытаскивал из баула широкие шорты, о встрече с которыми уже который день мечтала страждущая душа, а правой рукой уже пытался расчесать непроходимую шевелюру; кофе, кофе потом, когда определимся во времени и пространстве!

Участники утреннего джоггинга, а также бонвиваны ардекошных кафе были потрясены, увидев среди бегущих высокого грузина с двухдневной щетиной лица, столь характерной для мужественных сексапилов прошлого десятилетия. Он являл собою характерный средиземноморский тип, лишенный, однако, безумия арабских толп Ближнего Востока. Но не характерность, не типичность и не интеллигентность визажа поразила публику пти-дежоне, а как раз нехарактерность и нетипичность его правой ноги, высовывавшейся из-под правой штанины шортов. Перед ними мелькало в отличном темпе бега великолепное устройство ноги, сотворенное из самых редчайших сплавов со вживленными в них ниточками нервов, жгутиками сухожилий, ломтиками мускулов, то есть всего того, что удалось спасти от той исконной, но далеко не такой совершенной ноги, утраченной в теракте. Если уж говорить о таком нечастом феномене человеческой расы, как интеллигентность, то нынешняя правая нога Гурама Ясношвили поражала всех созерцателей вот именно высшим проявлением этого феномена.

Он сам бежал, не замечая изумленных взглядов, поскольку был озабочен тем, как нагнать промелькнувших под его окнами Бутылконоса и Окселотла. Он мчался. Он обгонял даже профессиональных бегунов на средние дистанции. Правая работала в усиленном ритме, являясь чем-то вроде мотора для всего организма. Если уж она и сбивалась с ритма, то лишь для того, чтобы совершить прыжок длиной в десять шагов. Странным образом, однако, он никак не мог настигнуть этих двух весьма нужных ему людей романа. Какое-то странное слово вдруг встретилось ему во время бега и увязалось за ним: «летоисчисление» — откуда оно взялось и что означает? От лета, от лёта, от лет? От теплого времени года, от движения в воздухе, от годов? Летоисчисление, летоисчисление, летоисчисление, бормотал он и вдруг понял, что первый корень слова в любом качестве не поддается второму, а попытка глубокого исчисления растворяет и смысл и пространство. Если я не избавлюсь от этого летоисчисления, я сольюсь с абсурдом и никогда не догоню друзей. Больше того, я никогда не достигну «Шато Стратосфер». Кажется, никто больше не бросает на меня изумленных взглядов, вообще не замечает ничего, что связано со мной, даже чудо-ноги. Нужно тормозить, тормозить, тормозить. Переходить на шаг. Забыть про летоисчисление. Задать кому-нибудь простой французский вопрос, ведь ты когда-то был победителем школьной олимпиады по французскому языку.