Редкие земли

Бац — и он уселся на парапет. Выдающуюся ногу поджал под себя. Справа бесчинствовал Океан, слева безмолвно стояла с открытыми дверями церковь Святой Евгении. Оттуда вышел некий человек без возраста, но в старомодной тройке с цепочкой часов по жилету.

«Простите, мсье, не знаете ли вы, где находится „Шато Стратосфер“?» — спросил Ясно на великолепном франко-грузинском.

Человек ответил по-русски и с улыбкой:

«Здесь каждый знает этот дворец, ведь он уже давно стал притчей во языцех».

Теперь уже улыбнулся Гурам. «Вы говорите „давно“, а как давно, не можете ли вы сказать, милостивый государь?»

«Это зависит от способа летоисчисления, мой друг».

«Летоисчисления, вы сказали?»

«Совершенно верно, господин Ясношвили. На этом свете все связано с летоисчислением. То есть от числа лет, сударь».

«А с кем я имею честь?»

«Меня зовут графом Достоевским Тариэлем Автандиловичем, но мы, увы, имеем лишь косвенную связь как с одним великим писателем, так и с другим. Мы из поляков, католики, и в этот храм я прихожу, чтобы подумать о нашем летоисчислении. Кстати, советую и вам туда зайти и поставить свечу. Там сейчас как раз ваши люди возносят молитвы о судьбе ушедшего в море мальчика».

Воспитанный в комсомоле олигарх не очень ясно представлял себе разницу между православным и католическим ритуалами. Знал только, что креститься надо полной ладонью с левого плеча на правое, однако чашу с водой при входе полагал купелью для крещения. Церковь была пуста, трепетали свечи. В глубине левого притвора возле гипсовой скульптуры юной девы Эжени стояли со свечами в руках финансист Вадим и сочинитель Базиль. Гурам взял из ящика толстую свечу, бросил в щель тяжелую европейскую монету и приблизился к скульптуре.

«В чем дело, друзья?» — спросил он.

«Пропал Никодимчик, — ответил Вадим. — Ушел в океан».

«Мы молимся, чтобы он не погиб в океанских прорвах, — сказал Окселотл. — Присоединяйся, Ясно».

И тут они все трое, не сговариваясь, пропели самостийную молитву:

«Во имя Господа нашего Иисуса Христа и Матери Его Пречистой Девы Марии позволь обратиться к тебе, дева Эжени, прошедшая босыми ногами из здешних мест до языческого Рима, чтобы встретить мученическую смерть, с великой просьбой — уберечь от гибели в пучинах нашего отрока Никодима, зачатого нашим братом Геном и нашей сестрой Ашкой в огненной чаше редкоземельных элементов в надежде взрастить из него выдающегося героя и вождя. Аминь».

После чего все они, один за другим, прикоснулись к босым пальчикам девы, приподнимающим край ее длинного хитона.

XVI. Игра взрослых

После этого эпизода прошло недели две по календарю и не менее двух лет по романическому летоисчислению. Ясно вернулся в Москву, чтобы продолжить руководство оставшимися мощностями и ассетами провинившейся перед всем скрытно-советским народом корпорации. Отъезду этому способствовали некоторые странности в окружающей среде. Всякое утро во время пробежки по эспланаде ему стала попадаться бегунья, похожая как две капли воды на генеральшу Колоссниченко. Она проносилась мимо в тонком гарнитуре нижнего белья (впрочем, в подобного рода туалетах многие девушки сейчас прогуливаются в общественных местах, например в библиотеках) и всякий раз бровями грозно хмурилась на Гурама, а губами беззвучно, но убедительно артикулировала увещевание: «Как же вам не стыдно, ну как же вам не совестно, почтенный господин Ясношвили?» Таким образом в ее облике и внутренней сути сливались Мать-И-Отец великого народа.

При каждой такой встрече олигарху хотелось тут же развернуться и помчаться вслед за МИО, имея мишенью для своей правой ноги ягодицы бегуньи, столь же мощные, сколь и ноздреватые. И всякий раз он себя сдерживал, ведь недаром все-таки воспитывался в приличной тбилисской среде, в которой дети не дерутся ногами, а, наоборот, скромно потупив глаза, проходят по центру города с нотными папками.

Почти ежедневно он навещал королеву редких земель, леди Эшки, и всякий раз удивлялся, какие с ней произошли изменения. Раньше, бывало, в переулке Печатников только и делала, что скакала и порхала с массой невинных, а иногда и ядовитых шуток на устах. Иной раз присядет к тебе на коленку, влепит в ухо трепещущий поцелуй и тут же, не успеешь ты и руки свои обкрутить вокруг тончайшей талии, улетает проводить совещание руководителей поисковых партий. Теперь все иначе, как будто уже обвенчалась с королем Габона: строгая и неприступная, одним лишь жестом ладони усмиряющая возможный порыв, пока не передаст по своим инстанциям: «Меня нет!» Величавость этой новой женщины только еще усилилась после исчезновения сына.

«Уезжай, Ясно, — сказала она однажды неизвестно в каком летоисчислении. — Давай, сматывайся! Ты видишь, у нас беда. Из нас троих только ты можешь вернуться в переулок Печатников». Голос ее дрогнул, и Гурам тотчас уехал.

Вдруг через три лунных цикла, каждый из которых завершался посланием ЭРБа, в жизни Ашки произошло ошеломляющее событие. Разбирая один из своих сугубо личных закодированных мэйл-боксов, она натолкнулась на членораздельное письмецо из океана. Вот его текст: