Редкий экземпляр

– Вероника, я не делал тебе предложения, как ты могла подумать. Выбора у тебя нет. Считай, что пока есть время смириться, и старайся научиться всему по максимуму.

– Ты это сегодня решил?

– Не имеет значения.

– Я все расскажу Марату!

– Попробуй. Это ничего не изменит.

– А что изменит?! – я была близка к отчаянью.

– Черт, ты глупая? Я все сказал. Вали уже, мне надо просохнуть. Хотя, если тебе хочется посмотреть, оставайся. Я не стеснительный.

Следующее, что я сделала, было обусловлено то ли безысходностью и осознанием, что он и правда все уже решил, то ли желанием доказать, что могу действовать внезапно. Быстро сократив расстояние между нами, я почти запрыгнула на него, впившись грубым поцелуем.

Это было помешательством, которое я так и не смогла себе объяснить. Прикосновение длилось не больше нескольких секунд, за которые я почувствовала, как на талии смыкаются руки, прижимая к мужскому телу. Испугавшись и себя и его, зависла, но только на мгновение. Еще миг – и я отталкиваю его, тяжело дыша, будто после марафона, и, ни слова не произнося, убегаю из ванной.

Уже в комнате, придя в себя, поняла, какую глупость совершила. Вот он выйдет, обзовет меня последними словами, расскажет все Марату, который после нашего недавнего разговора о взаимности и так заметно погрустнел, и выгонит к чертовой матери прямо сейчас!

– Проверю, какой отель выбрал Марат. Собирай вещи.

Когда за мужчиной, прошедшим мимо с каменным лицом, захлопнулась дверь, я без сил опустилась на кровать. Я ожидала всего, но не полной невозмутимости.

Даже потом, когда мы перебирались в гостиницу на другой конец города, он не произнес ни слова. Ни о случившемся, ни вообще. Я тоже молчала. Видя мое подавленное состояние, ученый постоянно спрашивал, все ли в порядке, как я себя чувствую, не удовлетворяясь односложными ответами, пытался выяснить, что не так, у брата. Тот только кривился как от кислой вишни, и убегал на несколько шагов вперед.

– Вы что, снова поругались? – наконец, Марат сделал собственные выводы. – Я же тебе говорил: не обращай на него внимания. Он неплохой, но характер… сама видишь. Я нашел номер с двумя смежными комнатами, так что вы сможете общаться реже. Зато конфликтов можно будет избежать!

Его оптимизма я ни капли не разделяла, но натянуто улыбалась и шагала дальше, молясь, чтобы в определенный момент он смог бы заступиться за меня. Когда его «неплохой» родственник заявит, что пора избавляться от балласта.

Да, я боялась остаться одна. Боялась до дрожи, до темноты в глазах, и не видела в этом ничего постыдного. Я до сих пор не разобралась во всем, что вокруг происходит, как можно выкинуть меня как птенца в свободный полет?! Мнимая забота лысого, обещавшего, что сначала меня всему необходимому обучат, звучала как издевательство. Я почти была уверена, что никогда не привыкну к этому миру, что рано или поздно ошибусь в самый неподходящий момент, а защиты уже не будет.

Поэтому, замкнувшись в себе, просидела в личной спальне нового номера, наверно, дня два. Есть не хотелось, разговаривать с кем-то тем более, и я просто лежала, пялясь в бежевый подсвеченный потолок, и горевала о своей несчастной доле. Эгоистично, спору нет, зерно правды в словах Руслана имеется. Но… я не смогу одна. Никогда не считала себя сильной. Даже после гибели родителей, когда мне говорили, как здорово я держусь и не прыгаю в Неву, просто пожимала плечами. Никто же не знал, что на самом деле эта спокойная с виду девушка рыдает в подушку каждую ночь, и проживает следующий день на некоем автопилоте. Уже намного позже глаза перестали опухать от слез, а очередное утро – приносить новую порцию страданий по тем, кого никогда не увидеть, что бы ты ни делал.

Марат все больше мрачнел, заходя в комнату и натыкаясь на глухую стену молчания. Однажды я даже решила объясниться, тупо настучать на Руслана, пожаловаться, какие планы он строит насчет одной бедной девушки, но что-то остановило. Наверно, понимание, что это все равно ничего не изменит. Или, что вернее, проснувшаяся не вовремя совесть, шептавшая, что я рассорю братьев. Последнего не хотела ни при каких обстоятельствах.

Мое добровольное затворничество закончилось в тот момент, когда мужчина, которого я костерила мысленно самыми непечатными словами, ворвался в комнату, схватил за руку и потащил наружу.

– Что? Нас нашли? Мы сбегаем?

Он резко повернулся, показав лицо, и я чуть не отпрыгнула. Налитые кровью глаза бешено взирали куда-то сквозь меня, нечесаный давно парик походил на шерсть животного, приготовившегося к атаке, а еще взгляд почему-то упал на жилу на шее, пульсирующую сейчас, наверно, со скоростью двести ударов в минуту.

– Марат…

– Что?!

Жалея себя, я не забывала о состоянии ученого, и всегда, когда он заходил просто посидеть рядом, интересовалась, как самочувствие. Все было хорошо. И выглядел он здоровым, только печальным.

– Потерял сознание. Изо рта идет пена. Он… это что-то странное. Ему нужна твоя кровь!

– Но вакцина…

– Она не сработала! Или сработала не полностью. Твою мать, откуда я знаю!

– Где он?