Коттеджи с белыми стенами и черепичными крышами, улицы расчерчены по линеечке, хотя кое-где дома окружают нетронутое дерево, и не просто торчит великан в одиночку, а целый участок отведён под травку, кусты, от века росшие под раскидистыми ветвями; линии электропередачи старательно огибают клочки первозданной природы. В центре города громоздились небоскрёбы. Издалека, с высоты конструкции из стекла и стали складывались в единый ансамбль, напоминавший те самые уголки живой природы — первобытные деревья Холта, вместе с подлеском, со всей экосистемой, если по-умному, оставленные посреди жилых построек. Даже отсутствие Рокет Плаза не портило впечатление и когда пилот — экий милашка — сделал круг над внушительным холмом из бетонной пыли и кручёных железных балок, огороженным высоким забором, стало видно, каким чужаком оказалась бывшая достопримечательность среди своих собратьев и как площадь, отведённая под громадину, потеснила беленькие ряды таунхаусов. В завалах копошились люди, поблёскивая на солнце скафандрами высшей защиты, тянули стрелы подъёмные краны, ползали бульдозеры…
Столицу планеты спланировали грамотно: стоило сосредоточить взгляд, к примеру, на жилых постройках, как в глаза бросались выстроившиеся по ранжиру коттеджи и таунхаусы. Центр города — вот он, виден из окна вертолёта, дороги — вот они, серыми змеями с белыми пятнами разметки и разноцветными козявками автомобилей на шкуре свиваются в тугой узел подле супермаркетов, кольцами развязок опутывают центр, сходятся к госпиталю на дальней окраине и широкой, плавно изогнутой лентой ложатся подле комплекса зданий, белой кляксой размазавшегося по земле, зайчиками на синем стекле огромных витражей отблескивающего окрест. Аэровокзал. Автомобили-козявки снуют возле здания, подставляют бока солнышку на стоянке; рядом площадка для вертолётов. Пять или шесть стрекоз разных цветов (и белый здесь, и зелёный, и красный…) припали к земле, брюшками закрыв круги с литерой Н. Один только зашёл на посадку и динамический диск уже распался на отдельные лопасти, другой вертолёт оторвался от земли, заставляя пригибаться редкую траву на асфальте.
За аэровокзалом — другая жизнь. Взлётка, вырубленная в первозданном лесу, расходится буквой V от воздушных ворот столицы и, пока пилот держал высоту, виднелись кили и части фюзеляжей воздушных судов. Ещё один самолёт заходил на посадку: оставляя за собой потоки горячего воздуха от двигателей и натруженных крыльев, серебристая птица готовилась пробежать по аэродромным плитам словно по глади озера.
Вход в здание преграждал ряд металлоискателей с полицейским кордоном. Полисмены мирно беседовали с парой мужчин в джинсах-свитерах и только один блюститель порядка, вернее, блюстительница, внимательно посмотрела на Ивана, проходившего через ряд рамок. Прошин приготовился отвечать на неизбежные в таких случаях вопросы, но девушка отвлеклась на собеседника, и Иван прошёл в просторный зал аэровокзала, встретивший его людским гомоном, AR-метками там и тут, объявлениями по громкоговорителю. Прямо перед входом оказалось информационное табло, под ним небольшая полянка, уголок дикой природы с искусственным водопадом. Двойная лестница на второй этаж. С одной стороны лестничного пролёта кассы, с другой — зал ожидания с рядами кресел и вывесками магазинов и ресторанов. Мужчины и женщины, одетые по местной моде в очереди возле касс, в зале ожидания, на лестнице — живёт колония, отметил Прошин.
Теперь Прошину предстояло занять место в воздушном судне (по земным меркам местные летуны относились к региональным узкофюзеляжным самолётам — но колонии хватало) и лететь до города, носившего гордое название Москва. Москву построили лет сорок назад, в месте, где горы единственного континента планеты расступались, образуя долину, рассекаемую рекой с севера на юг. Река служила транспортной артерией, сообщавшей промышленные центры севера с житницей региона и далее, городом и портом Корк-Си на юге — неспешные баржи тащили коммерческие грузы, редкие теплоходы везли туристов. Сеть дорог внутри долины обслуживал колёсный транспорт, воздушный коридор связывал Москву со столицей и архипелагом Королевы Виктории, здесь же, в пригороде, находился кампус университета Симпсона, где Прошина ждал — дождаться не мог профессор Джангулян.
А Прошин… опоздал. Опоздал — смеялись цифры на табло, опоздал — смеялись глаза людей в аэровокзале, походя разглядывавших здорового парня в синей пижаме, сине-зелёном халате и больничных чунях на босу ногу. Иван оглянулся: предстояло где-то провести ближайшие двадцать часов… переодеться…