Не боялась ли я, что Майки что-то заметит? Пожалуй, нет. Одержимость, вылезшая на свет Божий из темных детских закоулков его подсознания, и убившая нашего сына, так и не отступила. Утопив Джеки, она принялась за Майка. Маниакальное соблюдение режима и необъяснимый остракизм голубого цвета отнимали все его время и внимание. Бедный Майки не видел дальше собственного носа.
Я не знаю, что меня ждет дальше. Надеюсь, что следующие жильцы этого дома никогда не станут перекапывать сад настолько глубоко, чтобы найти под раскидистой яблоней два скелета — четырехмесячного малыша и тридцатидвухлетнего мужчины. А если их когда-нибудь и найдут, надеюсь, я уже буду далеко, а в моем паспорте будет значиться совсем другое имя.
Есть такая старая поговорка — тот, кому суждено быть повешенным, не утонет. Некоторым же, как показывает жизненный опыт, просто суждено утонуть.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Юлия Саймоназари
Питомцы
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Где я?!» — Вера Беляева вскочила с постели, сбросив с себя клейкие щупальца сна. Ужас колол сердце, заставляя его биться быстрее.
Три стеклянные стены, за ними полумрак. Четвертая — из стальных листов, сшитых между собой толстыми сварочными швами. В одном углу кушетка, рядом — маленькая столешница и табурет, прикрученный к полу; в другом — металлический унитаз, отделенный перегородками. Больше в узкой камере ничего не было, даже двери.
— Эй! Кто-нибудь?! — Вера постучала ладонью по стеклу.
За большой прозрачной стеной, через широкий проход, размещалась точно такая же комната из стекла и стали с аскетичным интерьером и холодным светом. На кушетке под одеялом прорисовывались странные очертания — что-то объемное и громоздкое, примерно посередине оно резко обрывалось и становилось плоским и тощим.
Света из камер едва хватало, чтобы рассмотреть неосвещенное пространство за пределами стеклянных стен. Справа виднелась массивная железная дверь и ряды стеллажей от пола до потолка, заставленные банками. Слева — прозрачная завеса из ПВХ, за ней проглядывались аппараты с мониторами, несколько шкафов, этажерка на колесах, холодильник, каталка, а над ней — большая операционная лампа, похожая на семенную коробочку цветка лотоса.
В углах камеры, с внешней стороны, Беляева заметила черные глазки объективов, они охватывали все пространство, не оставляя «слепых зон».
— Меня кто-нибудь слышит?! Выпустите! — она махала руками. — Эй! Там есть кто-нибудь?! Помогите!
Гнев, точно муравьиная кислота, постепенно выжигал страх Веры, оставляя лишь тупую, неукротимую агрессию.
— Выпустите! Вы не имеете права! Слышите?! Не имеете права! —
Беляева металась и колотила руками и ногами по толстым прозрачным стенам, но звуконепроницаемая камера поглощала всю ярость девушки. — Выпустите! Сволочи! Выпустите!!!
Выбившись из сил, Вера забралась на койку, свернулась калачиком, обхватила руками колени и заплакала, тихо бормоча: «Этого не может быть. Это не по-настоящему!»
Когда она немного успокоилась, и хаотичные мысли-мотыльки перестали биться друг об друга, из подсознания, словно черт из табакерки, выпрыгнуло воспоминание.
— Нет! — Вера вскочила.
Накануне вечером она блуждала в дождливых сумерках между однотипных высоток в поисках пункта выдачи посылок. Сзади кто-то налетел и зажал лицо влажной салфеткой. Резкий запах ударил в нос. Вера брыкалась и мычала, а через несколько секунд провалилась в тяжелый, липкий сон.
«Меня похитили?!»
Боковым зрением Вера уловила движение за стеклом и бросилась к прозрачной стене.
Между камер шел мужчина в белом халате, медицинской маске и шапочке. Он вез тележку с лекарствами, шприцами и латексными перчатками. Его сосредоточенные графитовые глаза смотрели прямо перед собой, не обращая внимания на девушку.
— Стой! Выпусти! — Вера следовала за ним вдоль камеры и стучала по стеклу. — Умоляю, выпусти!
Незнакомец прошел мимо и скрылся за шторой медбокса.
— Открой! Ублюдок! Ты не имеешь права! — распалялась Вера, не сводя глаз с размытой фигуры за прозрачной завесой. — Я все равно выберусь! Слышишь?! Выберусь и убью тебя!
Мужчина оставил тележку между двух шкафов, распределил лекарства по полкам, разложил шприцы и перчатки по ящикам. Затем открыл холодильник, достал что-то, сунул в нагрудный карман и пошел к двери между стеллажей.
Вера прильнула к стеклу.
— Умоляю! Я сделаю все, что хочешь! Пожалуйста! Я никому не скажу! — она пыталась заглянуть ему в глаза. Но он смотрел только вперед, и не замечал ее.
Вера кинулась в дальний угол камеры, чтобы оказаться на несколько шагов впереди и поймать его взгляд.
— Посмотри! Посмотри на меня! Ты меня видишь, я знаю! Смотри сюда! — она махала руками и прыгала между изножьем койки и стеной.
Мужчина остановился, повернулся к камере и приблизился вплотную. Вера могла бы почувствовать его дыхание, если бы не стекло.
— Отпусти! Никто не узнает! Обещаю! Я сделаю все, что… — она невольно вздрогнула, вглядываясь в неживые, будто затянутые туманом, глаза. По ее щекам потекли слезы, — захочешь… По-жа-луй-ста, — беззвучно проговорила она.