Redrum 2018-2019

Кто-то связал ему руки за спиной, веревка больно впивается в кожу. Ягодицами он ощущает прохладу и понимает, что лежит со спущенными штанами. Пытаясь развернуться, плечом он упирается в стену. С другой стороны — такая же стена. Приподняться не удается: сверху тоже стена, а под ним: твердое и бугристое нечто. Тьма словно живая — двигается, сплетается в косы, которые скручиваются между собой, превращаясь в толстые нити, те тоже схлестываются друг с другом и так до бесконечности.

Он опускает голову и прислоняется к двум большим округленным выступам, напоминающим женские груди.

Тесно. Воздуха мало, и тот пропах тухлинкой. Артур старается раздвинуть ноги, но ему мешает пояс брюк и чужие ноги, разведенные, насколько позволяет ящик, в стороны. До него вдруг доходит страшная истина: он в гробу, а под ним — мертвец.

Его крик по нитям, как по телефонному проводу, плывет к Инге, которая осознает, что это кричит она сама. Пока Ева дико борется, накрытая подушкой, Артур, объятый приступом клаустрофобии, в бешенстве бьется затылком о крышку гроба.

Бабкины руки падают на кровать, сама она мгновенно затихает, по простыне расползается темное пятно с едким запахом. Чтобы отстирать дерьмо, думает Инга, надо замочить вещь в холодной воде и насыпать на грязный участок щепотку соды. Подойдет и соль.

Ветер распахивает окно, впуская в палату ночную свежесть. Но это не та свежесть, какой благоухает белье после стирки «Лаской», а настоящее промозглое дыхание природы.

Крупные капли пота текут по лицу, Инга тяжело дышит. Обернувшись, она бросает взгляд на Нину, которая глядит на нее округлившимися от испуга глазами, рука, выползшая из-под одеяла, показывает «фак».

Среди стариков в пансионате есть такие, кого намеренно оставили в общественном месте, чтобы их подобрали и устроили в приют. Типа домашних питомцев, за которыми устали ухаживать хозяева. Нину же привезло сюда неведомое существо — то ли сын, то ли дочь.

— Что я наделала? — спрашивает у нее Инга.

Туча внутри освещается электрической вспышкой, холодное сияние тут же сменяется мглой, которая проникает в самые дальние закоулки мозга, омертвляя то, что еще могло иногда излучать свет.

Новости: Инга обезумела.

От напряжения ей становится нехорошо, но она с изумлением обнаруживает, что дурнота эта приятная.

Волосы выбились из узла на затылке и прилипли к щекам. Глаза — две искры, вылетевшие из костра, сердце в исступлении отбивает ритм — прямо-таки жертвенный барабан, вводящий в экстаз языческих поклонников. Она вдруг ощущает, как ее заглатывает бессильный страх в глазах старухи, что ее притягивает неодолимое очарование смерти, и она не в силах бороться с этими чарами.

Ворох свившихся вокруг ниток тянет ее к Нине, подстрекая: «Давай. Давай. ДАВАЙ!».

— Не подходи! — грозно предупреждает пожилая женщина. Она хочет убежать, но мертвые ноги проявляют равнодушие. Пряди, изгибаясь как змеи, ползут по кровати, перекрещиваются, расходятся и тянутся вдоль друг друга, как побеги плюща. Словно невидимое существо ткёт гобелен, запечатлевая реальность в узорах и вязаной мозаике.

Нина стонет и мечется под одеялом, в косматые волосы стального оттенка вплетаются пестрые волокна, превращая бабку в индейского жреца. Нити шуршат и успокаивающе шепчут, они могут рассказать ей обо всем, о чем она пожелает, лишь бы унять волнение. Могут даже соединить с дочерью, которая в этот момент заходит в грязную квартиру, удерживая за пазухой ценный груз. Нина почти видит это, осязает.

И прежде чем безумная сиделка хватает ее за шею, она вскидывает руку с выставленным, словно перст божий, средним пальцем.

В месяцах, которые начинаются с воскресенья, всегда есть пятница тринадцатое, а бури, как водится, очищают воздух. Алекса знает это не хуже других. Сегодня как раз такой день — чистейшая пятница тринадцатое. Пятница-девственница, день, когда низшие ячейки информационного поля освобождены от скверны, а потому без труда пропускают потоки энергии прямиком из космоса. Ноша под курткой шевелится, попискивает.

Она закрывает дверь на ключ, присаживается на корточки и выпускает из-под куртки трех котят и одного щенка, которые сумели пережить бурю. Весь день она бродит по городу и подбирает бездомных животных — ангел, а не девушка. Маленькими лапками зверушки осторожно ступают на испачканный пол, но в стерильную биосферу.

По телевизору диктор передает новости об ограблениях, вооруженных нападениях, расчленениях и громадном лице, выступившем на поверхности Камы. Оно открыло глаз.

Над ванной натянута бельевая веревка, одним концом привязанная к трубам над газовой колонкой, а другим закрепленная на петлях ящика с банными принадлежностями. Пахнет дурно, но с этим можно смириться. Щенок обнюхивает липкий линолеум, один из котят начинает жалобно мяукать.