Столовых приборов на столе не наблюдалось, судя по всему, это было подражанием римской эпохе. В антураж вписывались и простые деревянные столы, и ложи, и туники официантов, и даже наряды некоторых посетителей — кроме явно азиатской кухни. Полицейский щелкнул еще раз, и официант принес дымящуюся чашу с пловом, а затем проворно разложил по тарелкам. Плов был сухим и слипшимся, благодаря чему есть его руками было хоть и непривычно, но удобно.
— Ну как ты? — Полицейский, как заметил Иван, почти не ел. Вытерев жирные пальцы о скатерть, он цепко смотрел на собеседника через заставленный блюдами стол.
— Да вот. — Иван не переставал удивляться неожиданному повороту событий. Всего минуту назад он крал колбасу на ярмарке, а теперь сидит в ресторане. Впервые в жизни. Он проглотил последний пельмень и принялся за плов. — Учусь, ищу работу. Ничего особенного.
— Хм. — Полицейский улыбнулся и, не переводя взгляда, проговорил — Ну а я, как видишь, уже при погонах. Ты же там… На пианиста учился?
— Ну как. — Иван прожевал нежное, как у младенца, мясо[28], и продолжил, — Ну как учился. Жизнь просерал. Ничего не вышло с того.
— А хотелось?
— Сложно сказать. — Иван зачерпнул рукой плов и отправил в рот, — Я и сейчас не знаю, чего хочу. А тогда и подавно не знал.
— Ну, деньги-то тебе нужны?
— Деньги нужны. — Ивану на секунду стало неуютно, что он так много ест, но его собеседник, заметив колебания, снова защелкал пальцами.
— Ешь, ешь, я могу себе позволить поесть с давним другом.
Официант пришел снова, на этот раз на подносе лежали чебуреки, щедро присыпанные красным перцем.
— У меня ведь немного есть свой интерес… — Полицейский сцепил руки и, продолжая пристально смотреть в глаза, сказал — Ты помнишь галлюцинации?
Чебурек Ивана застыл на полдороге ко рту.
— Галлюцинации. Ты о них тогда очень красочно рассказывал. Другие миры, разговоры с их обитателями, архитектура, машины. Помнишь?
— Ну, допустим. — Иван не мог понять, с чего бы это его собеседника заинтересовала эта тема.
— Наверное, интересно, с чего я интересуюсь? У тебя очень развитые экстрасенсорные способности. Нам нужны такие, как ты.
Он обвел амфитеатр руками. Сидящие там люди перестали говорить и с любопытством смотрели на Ивана. Тысячи пар самых разных глаз смотрели на него. Иван проглотил комок в горле и отодвинул поднос, на котором все еще оставалась еда.
— Мы — закрытое сообщество, изучающее потусторонние миры, и нам нужны люди с такими талантами, как у тебя. — Полицейский внимательно посмотрел на него и вдруг рассмеялся. — Почему ты перестал есть?
Он обернулся к людям и замахал руками:
— Не надо так смотреть, он не может есть![29]
— Он не может есть. — удивленно прокатилось по амфитеатру, и люди резко отвернулись. Они принялись нарочито громко беседовать и звенеть посудой, не переставая украдкой кидать на него взгляды. Иван чувствовал себя все более и более неуютно, однако послушно взял чебурек и принялся жевать.
— Наше общество, как я уже говорил, изучает потусторонние миры. Нам интересны любые воспоминания: увиденные книги, существа, здания, деревья, случайные галлюцинации, а-ля сны-наяву, и полноценные сны. Все данные будут тщательно записываться и зарисовываться, чтобы составить полную картину о мире. И такие люди, как ты, нам бы очень пригодились. Мы обеспечим и одежду, и питание, и любые другие потребности. Так что?
— А я… Могу подумать?
— А не надо думать! — внезапно завелся сторожевой[30] и взмахнул руками так, что поднос с чебуреками перевернулся и украсил стол жирным желтым пятном, — Не надо думать, надо чувствовать! Ум — он может лгать, а сердце, сердце лгать не может, дружище! Думай сердцем, чувствуй, что оно хочет — отвечай да!
Люди, забыв о просьбе, снова смотрели на Ивана. От пристальных взглядов ему стало настолько неуютно, что он привстал из-за стола. По амфитеатру прокатился вздох возмущения.
— Лёг назад! — внезапно рявкнул сторожевой, и тут же извиняюще добавил — Ты же не доел.[31]
И действительно, перед Иваном, как по волшебству, появилось новое блюдо: продолговатые пирожные нежно-лилового цвета.
— Я, пожалуй, пойду.
Изучающе-пытливые взгляды [32] людей действовали ему на нервы.
Иван внезапно понял, что его в них удивляло: среди них не было ни одной женщины. Развалившиеся в ложах люди в лиловых плащах с золотыми украшениями на пальцах и шеях были мужчинами.
— Я пойду… — Страж резко вскочил из-за стола и ударил Ивана так, что он упал обратно на диван.
— Не уйдешь, пока не доешь.
У Ивана похолодело в желудке. Улыбки на лицах посетителей сменились на негодующие злобные маски. Пристальные взгляды стали колючими, как швейные иголки.
— Пусть не смотрят.
— Не смотрите! — Закричал полицейский, — Он не может есть!