Redrum

«Отец сломал твоей матери нос и испоганил её рот. Твоя сестра порождена болью и грехом».

Варда стала бредить. Думаю, это было вроде транса. Она видела, что с нами произойдёт. — Рахиль смахнула слезы.

Вместе с ней пели колосья:

«Твоя сестра — дитя греха и боли. Пусть захлебнётся кровью и смолкнет! Иначе Гузо…».

Я зажала уши, чтобы не знать, что сделает Гузо. Варда громко, как раздавленный котёнок, пискнула.

Гузз-гуззс прекратилось.

Оно прислушивалось. Стали видны глаза. Две вертикальные черты красного фосфора. Словно локаторы рыскали по пшеничным волнам.

Я закрыла сестре рот, прикидывая, сколько потребуется огромным ногам, чтобы дойти. Вот. — Рахиль показала ладонь, где полумесяцем красовались шрамики. Следы зубов с несколькими отсутствующими молочными.

Варда решила, что я собралась делать то, о чём нашёптывали колосья. Она ничего не понимала. Боже!

Рахиль зарыдала.

— Шелест стал успокаивающим, как мамуля, когда укладывала нас баиньки.

«Он душил мать, чтобы она открыла рот. Сделай так с Вардой, чтобы она закрыла».

Не прислушайся я к пшенице, Гузо понял бы, куда идти.

Александр ощутил острое желание оттолкнуть супругу.

— Дома отец прижал меня к груди. Я задыхалась от запаха пота. Он спрашивал про Варду, поил водой, а я… смотрела на маму. Горбинка у неё на носу выглядела совершенно по-иному. Он понял — выпустил меня, как будто получил пощечину. Иногда лучше не знать о прошлом тех, кого любишь, правда?

— Варда. — Только и произнес Александр.

Рахиль отвернулась.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ 2. Утром они продолжили путь. Рты склеило вязкой слюной. В глазах плыло от мельтешения колосков, в чьём шепоте Рахиль что-то слышала.

Александр ловил себя на мысли, что не может выбросить из головы историю Варды.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя».

Бабель И.Э.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Сломал нос. Дитя греха и боли. Сделай также!».

Был ли рассказ детской фантазией, порождённой жаром и обезвоживанием? Сыр, величиной с половинку яблока, и чёрствый хлеб они съели. Царапая глотку, завтрак попал внутрь, и, похоже, навеки там застыл. Ни сытости — ни голода.

Следом закончилась вода.

Александр не верил в чертовщину, но история рождала противоречивые чувства. Если они застряли в пшеничном океане, то почему бы среди колосьев не затеряться человеку с косой?

Он силился уловить далекое «Гуз-зс», но слышал лишь дыхание жены.

А потом они нашли белый кружевной клочок, и Рахиль сошла с ума.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

* ⠀* ⠀*

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Александр протоптал долгий след, прежде чем обнаружил её отсутствие. Она дремала, крепко прижимая юбку к ногам. Пришлось сделать привал.

Минул час, и в мареве над колосьями что-то замаячило. То, чего минутой раньше не было.

Убедившись, что супруга спит, Александр зацепил взглядом белый клочок и уже не выпускал, пока не подошел вплотную. Вещица оказалась детскими панталончиками, с кружевными рюшами и парочкой жёлтых пятнышек.

Он вздрогнул, понимая, кому принадлежит элемент нижнего белья. Сшитые из плотной ткани, они вполне способны были защитить от солнечного удара.

Только это не помогло.

«У Варды поднялась температура, и она стала бредить. Но бредить ли? Или видеть, что Гузо сделает с вами? А может не с вами? Может, только с тобой, Рахиль?».

Если панталоны появились, значит, хоть на мгновение возник тот, кто их сюда положил.

— Варда? — Воздух, как войлок, впитывающий капли, поглотил звуки. — Если ты меня слышишь…

Что он может сказать? Прости, что моя жена тебя убила — ей было десять, и находись я там, то всё бы остановил…

— Это ты? — Он понял, почему зовет её. Следует убедиться, что это малышка. Девочки, даже призраки, не вредят людям. Но можно ли сказать так о великанах, с глазами-черточками?

Хрустнули стебли. Рахиль стояла позади. Александр развернулся, запоздало понимая, что лучше спрятать панталоны.

Она попятилась. Лицо, в пятнах ожогов и шелушинках кожи, посерело.

— Что это? — В голосе прорезался визг.

Каков бы ни оказался ответ — Рахиль не способна была понять. В её глазах, Александр видел злое, похожее на пыточный огонь, солнце.

— Варда… Может, какой-то знак.

Рахиль оскалилась. Меж зубов повисли ниточки слюны.

— Ты заодно! Ты. С ней. Заодно. — С кошачьей стремительностью она влепила пощёчину.

Из носа капнуло кровью. Александр перехватил кулак жены, с удивлением чувствуя её недюжинную силу.

— Ненавижу! Всегда ненавидела! Ублюдок! У тебя самый маленький, который может быть, и ты уродлив! — Она вырвалась, плюнув ему в лицо.

Он бросился вдогонку. Кружевной клочок остался в пшенице.

Рахиль остановилась сама. Муж обнял её, перенимая дрожь тонких, как плети, рук.

— Прости, пожалуйста! Мы не выйдем отсюда. Я боюсь Варду. Защити меня. Скажи, что вы не заодно!

Слезы скопились в складках её пожелтевшей кожи. Это вызывало отвращение.

— Нет! Слышишь? — Он ощутил, как её тело вновь стало по-женски беззащитным. — Все хорошо. Я выведу нас!