Референт

От удивления Павел откинулся на спинку кресла.

— А Вирджиния-то тут при чем? Мы просто партнеры.

— Это ты так считаешь, — ухмыльнулся Олег. — Ты, Павлик, меня просто поражаешь временами своей наивностью. Неужели ты всерьез думаешь, что английские инвестиции нам дают только под бизнес-планы?

— А под что, под красивые глазки?

Олег чуть не подавился от смеха.

— Вот именно! И я даже знаю под чьи!

Павел сморщился, будто ему в рот положили дольку лимона.

— Ты какую-то чушь порешь, ей-богу. Вирджиния — серьезный бизнесмен, у нас с ней прекрасные деловые отношения.

Из глубин кресла, где сидел Олег, последовал новый взрыв смеха. Павел, пожав плечами, замолчал, пережидая.

— Ну хорошо, хорошо, — отсмеявшись, снова заговорил Олег. — Если Борн здесь ни при чем…

— Абсолютно ни при чем!

— Тогда в чем дело? А? Сезам, откройся!

Отблески пламени скорее мешали, чем помогали Олегу видеть выражение лица собеседника. Но когда тот заговорил, голос его был серьезным.

— Видишь ли… Для меня любимая женщина — это либо богиня, либо жена. С некоторых пор. Понимаешь?

— Вполне. И поскольку ты не женат, то…

Олег сделал многозначительную паузу. Павел слегка улыбнулся, отдавая должное его проницательности, но вместо ответа поднес к губам бокал с темным терпким напитком.

— А имя, адрес у богини есть? — не отставал Олег.

— Имя есть. Анна.

Павел откинулся в кресле, по-прежнему не сводя глаз с огня, будто именно там скрывалась богиня с немного старомодным русским именем. Олег ожидал продолжения и не ошибся.

— Помнишь, у меня как-то сломался мотор на окраине одного городка? Несколько лет назад, тоже зимой. Название еще у него было такое странное, Шматск или Шумск.

— Шацк. Он назывался Шацк. Ты позвонил оттуда ночью, и я приехал за тобой и машиной на другой день.

— Да, это было часов в двенадцать. Вокруг маленькие домишки, ни одного фонаря, только звезды и зарево на горизонте, будто от далекого пожара. И ни одного человека, только собаки где-то лают. Мобильного тогда у меня еще не было. С собой деньги и документы фирмы. Бросить машину и отправиться искать почту или милицию не могу. Да и где искать ночью? И оставаться нельзя, морозы тогда ударили. Мог запросто замерзнуть в машине.

Олег кивнул, давая понять, что внимательно слушает, долил в бокалы вина.

— В общем, ничего не оставалось, как попроситься в какой-то из этих домишек. Сунулся в одну калитку — там пес. Черный, чуть меньше теленка. Бросился на меня — метра не хватило, цепь не дала. Он рвется, лает. Все собаки, наверное, ему отозвались в округе. Словом, волк на псарне. Я — за калитку. Хорошо, думаю, пережду. Должен же кто-то услышать. И точно — звякнула щеколда во дворе и мужик какой-то хриплым голосом пса зовет. Я уже слова приготовил благодарить да объясняться, но внутрь пока не иду. Пусть, думаю, сначала в будку пса загонит или запрет где-нибудь. Слышу, цепь звякает, пес хрипит, а мужик так спокойненько говорит: «Фас! Взять его!»

Павел невольно рассмеялся, покрутил головой, вспоминая события той давней ночи.

— Словом, так быстро я, наверное, никогда не бегал. Рванул по сугробам, сам не соображаю, куда. Вдруг передо мной штакетник вырастает, где-то по плечо мне. Я его перемахнул — в пальто, с кейсом — думаю, даже не задев. Пес за мной. Вдруг голос женский: «Сюда! Сюда!» Я рванул на желтый свет через двор, в сени вскочил мимо женщины, даже рассмотреть не успел — молодая, старая, толстая, худая. Она дверь захлопнула, и тут же пес как ударит всем телом, будто снаряд. Только доски затрещали. Женщина повернулась ко мне, смеется, что-то спрашивает. А я отдышаться не могу после забега по пересеченной местности. Ну и струхнул, по правде говоря, порядком.

Она поняла, взяла меня за локоть, на кухню провела. Молча помогла раздеться, усадила за стол, налила чаю — горячего, с мятой. Пирожки поставила теплые, с капустой, кажется. Понимаешь, она будто заранее готовилась, знала, что я вот так свалюсь посреди ночи ей на голову.

Павел замолчал, глядя в камин.

— Это и была Анна? — спросил Олег.

— Да, Анна, — эхом отозвался Павел.

Он рывком поднялся, прошелся из угла в угол.

— А дальше? — прервал молчание Олег, провожая его глазами.

— Дальше? Дальше было то, что я до сих пор не могу себе объяснить. Ты ведь меня давно знаешь, старик, я не монах. Да и не мальчик давно, у которого от вида декольте дух перехватывает. Но здесь накатило что-то такое… Я сижу за столом с чашкой в руках, смотрю, как она по хозяйству хлопочет, что-то про соседей рассказывает. Рубашка до пят, вязаная шаль на плечах, волосы распущенные до лопаток. И молчу, как дурак. Она, видно, почувствовала, замолчала. Потом напомнила, что я позвонить хотел. Сама ушла в комнату, зажгла торшер с зеленым абажуром, начала постель стелить. Ты говоришь, а я тебя еле слышу. Смотрю на нее через проем, как на картину в раме. Зеленая простыня, зеленая рубашка, ее силуэт с тонкими руками. Повесил трубку и пошел туда.

— Ага, помню. Я подумал, что прервали. Но главное ты мне успел сказать.

Павел усмехнулся, снова уселся в кресло.