Рефлекс свободы

К вечеру в соцсети стали появляться сообщения, что всё в порядке, мобилизованные связались с родственниками и по секрету сказали, кого куда отправили. И на следующий день, и через день, и через два дня поутру мужчины собирались в оплоте, а потом их увозили автобусы, но теперь никто не выходил на улицы с вопросами и негодованием. Методом сплетен удалось понять, что пока забирают именно военнообязанных. Потом начали вызывать «трудовиков», и тут уже больше половины оставались дома и получали распределение на разные виды работ, а остальных отправляли на удалённые трудовые вахты. При этом всех усиленно агитировали идти добровольцами в строители стены. За это обещали какие-то бонусы, детей без очереди в ближайшие детские сады и школы с продлёнкой и бесплатным питанием устраивать и оказывать психологическую помощь семьям, но желающие идти в стеностроители в очереди почему-то не выстраивались. Наива распределили на склад обмундирования, грузчиком.

— Небывалый карьерный рост! — хвалился он Веар, получив мобилизационное предписание. — Интеллектуальный труд облагораживает!

— Не ворчи, главное, что не на великую стройку. Сейчас не грех хоть грузчиком, хоть дворником, хоть ассенизатором — только бы дома, — обрадовалась Веар.

— Зато у меня появилась свобода перемещения к месту работы! Liberté19 теперь выглядит так! А тебе сообщили дату?

— Увы, снова нет. Измором меня берут, чтобы ещё и от любопытства распирало.

Через неделю мужчин в городе осталось совсем мало, и тогда пришла пора мобилизации женщин. Их отправляли и на трудовые вахты, и, что удивительно, на военные сборы. Теперь уже попробовали негодовать бабушки, на которых оставляли детей от мала до велика, но на их старческое брюзжание никто особого внимания не обратил. Их тоже мобилизовали и выдали задание вязать, шить, мыть, чтобы были заняты.

XXX

I

Наив очень переживал за распределение Веар, но ей по-прежнему не приходил вызов в оплот. Ждали, гадали, не могли понять, почему о ней забыли, но решили сами не высовываться. Оказалось, что на новой работе не действуют никакие трудовые законы и социальные льготы. Рабочий день длился столько, сколько требовалось для выполнения рабочего задания, хоть до ночи. На складе обмундирования Наиву приходилось грузить огромные тюки с военной формой и рабочими комбинезонами, хорошо хоть лёгкие. Он так выматывался за день, что к вечеру еле-еле домой приползал. Выходной давали максимум один в неделю, и то если начальство решит, что можно. Работяги в одинаковых серых робах друг с другом практически не общались — не до того. Лозунг «Всё для защиты, всё для будущего» во всю стену и зоркие взгляды улыбчивых людей в чёрном помогали поддерживать моральный дух строителей идеального общества.

«Мы сделаем всё, чтобы как можно скорее вернуться к нормальной привычной жизни. Чтобы семьи воссоединились, чтобы люди смогли больше отдыхать и развлекаться. Для этого все мы, не жалея сил и жизней, будем работать над защитой страны от всех возможных видов нападения и угроз», — твердили с телеэкранов упитанные лица, которые вряд ли таскали тюки или копали землю в свободное от телешоу время. С распределением и перераспределением человеческих потоков справились за месяц — одних увезли, других пристроили к делу по месту. Город стал странным: в основном он состоял из женщин, бабушек, детей в одинаковой школьной форме и военных патрулей. Команды ловцов регулярно приезжали за животными, оставшимися без присмотра, и увозили несчастных бывших любимцев в неизвестном направлении. Вечерами не было пьяных песен под окнами, мимо урн практически не бросали мусор, никто не гадил в лифтах. Стало по-настоящему скучно. В сети все жаловались, что на работе кормят ужасно, «кормом», а не едой, поэтому удовольствием стало «пожрать домашней еды». Фотографии домашней стряпни заполонили сеть, заняв место бывших голых поп и популярных туристических локаций. Из регионов ничего не писали, но слали смайлики с зелёными блюющими и красными гневными рожицами.

Наконец сняли ограничение на передвижение внутри своего населённого пункта — разрешили ездить по городу. Понемногу открывались парки, магазины, кинотеатры. На мобилизационную карту начисляли «всем поровну» грошей в месяц, чтобы хватало на еду, одежду, коммуналку и на мороженое. Небольшую их часть гасили в счёт долгов, накопленных за время безработного сидения. Никакого учёта предыдущих накоплений и обещанной когда-то конвертации к предыдущим деньгам 1:1 не произошло. Теперь все были должны. Люди возмущённо шептались и переглядывались, но говорить об этом вслух боялись.

Жизнь как будто налаживалась, и об опасном внушающем излучении напоминали только затянутые фольгой окна, бесконечно вращающиеся из-за включённого света электрические счётчики и мода на дурацкую одежду из фольги. Все шуршали, блестели, потели и терпели.

Наив и Веар поехали к маме и признались, что она скоро станет бабушкой. Мама очень старалась сделать радостный вид, но на прощание больно, до синяка, ущипнула сына за руку.