Рефлекс змеи

– Быть не может.

– Почему бы и нет?

– Ну… я же всегда им пользовался. Он же только для смягчения воды. Его восстанавливают с помощью соли… как и все смягчители.

Он смерил меня долгим задумчивым взглядом. Затем он исчез на час и вернулся с коробкой и молодым человеком в джинсах и свитере.

– Итак, сэр, – сказал инспектор с заученной протокольной вежливостью подозрительного копа, – это ваш фильтр?

Он открыл коробку и показал мне содержимое. Фильтр фирмы «Дерст» с привинченной к его верхней части короткой резиновой трубкой, которую обычно подсоединяют к крану.

– Похоже, – сказал я. – Похоже на то. А что с ним не так? Он же не может выделять газ.

Инспектор дал знак молодому человеку, который вынул из кармана пару резиновых перчаток и натянул их. Затем он взял фильтр – черный пластиковый шар величиной с грейпфрут с четким делением на верхнюю и нижнюю части и отвинтил верхнюю часть.

– Внутри, – сказал он, – обычно находится фильтрующий картридж. Но, как вы видите, с этим конкретным фильтром дело обстоит по-другому. Здесь внутри находятся два контейнера, один над другим. Сейчас они оба пусты… но вот этот, нижний, содержал кристаллы сульфида натрия, а вот этот, – он выдержал паузу с прирожденным актерским чувством, – верхний содержал серную кислоту. Наверняка здесь была какая-то мембрана, разделявшая содержимое обоих контейнеров… но, когда открыли кран, вода под давлением прорвала или растворила мембрану, и два реактива смешались. Серная кислота и сульфид натрия, перемешиваемые водой, – очень эффективный генератор сероводорода. Он будет продолжать выделять газ, даже если отключить воду. Предположительно, воду включил мистер Фолк.

Повисло долгое, многозначительное, гнетущее молчание.

– Итак, вы видите, сэр, – сказал инспектор, – это никоим образом не несчастный случай.

– Нет, – тупо ответил я. – Но я не понимаю… честно не понимаю… кто мог засунуть туда такую штуку… ведь нужно было знать, каким я пользуюсь фильтром, разве не так?

– И в первую очередь, что у вас вообще есть фильтр.

– Все, у кого есть проявочная, пользуются хоть каким-нибудь фильтром.

Опять молчание. Казалось, они ждут моего рассказа, но я не знал, что им сказать. Это не мог быть ден Релган… зачем ему утруждать себя и устанавливать такое устройство, когда пара лишних пинков могла меня запросто прикончить. Это не мог быть и Элджин Йаксли – у него времени не было. Это не мог быть никто из остальных, кому Джордж Миллес писал письма. У двух была старая история, давно прошедшая и забытая. Один все еще был у дел, но я ничего ему не сделал и вообще не говорил ему о том, что письмо существует. Это ни в коем разе не мог быть он. Он наверняка не стал бы убивать меня.

Что оставляло мне одно, самое неприятное объяснение – кто-то думал, что у меня есть нечто, чего у меня не было. Кто-то, знающий, что я унаследовал шантажирующие документы Джорджа Миллеса… и что я использовал некоторые из них… И этот кто-то желал помешать мне использовать еще какие-либо из них.

У Джорджа Миллеса в той коробке было определенно больше, чем я получил. Сейчас у меня не было сигаретной обертки, на которой Дана ден Релган написала свой список наркотиков. И у меня не было… чего еще у меня не было?

– Итак, сэр, – сказал инспектор.

– Никто не был у меня в коттедже с тех пор, как я пользовался проявочной в среду. Только моя соседка и налоговый чиновник.

Я замолчал.

– Что за налоговый чиновник? – прямо-таки вцепились они в меня.

– Спросите у миссис Джексон, – ответил я.

Они сказали, что спросят.

– Она говорит, что он ничего не трогал.

– Но он мог видеть, какой тип фильтра…

– Это мой фильтр? – спросил я. – Выглядит вроде бы так.

– Возможно, – сказал молодой человек. – Но он должен был бы видеть его прежде. Оценить размеры. Затем он вернулся и… по моим подсчетам, на то, чтобы вынуть картридж из фильтра и заменить его пакетиками с реактивами, ушло бы не более тридцати секунд. Очень чистая работа.

– Джереми будет жить? – спросил я.

Молодой человек пожал плечами:

– Я химик, не врач.

Через некоторое время они ушли и забрали фильтр.

Я позвонил в больницу.

Никаких изменений.

Днем я поехал в больницу. Машину вела жена Гарольда, которая заявила, что я сам это делать не в состоянии.

Джереми я не видел. Я видел его родителей. Они были слишком вне себя от волнения, слишком обеспокоены, чтобы гневаться. «Вы не виноваты», – говорили они, хотя я подумал, что позже они так считать не будут. Джереми был жив благодаря дыхательному аппарату. Дыхание его было парализовано. Сердце билось. Мозг был жив.

Его мать плакала.

– Не беспокойся так, – сказала жена Гарольда по дороге домой. – Он поправится.

Она уговорила знакомую дежурную медсестру наложить мне на лицо несколько швов. Из-за этого лицо стянуло хуже, чем прежде.

– Если он умрет…

– Не умрет, – сказала жена Гарольда.

Инспектор позвонил сказать мне, что я могу вернуться в коттедж, но что в проявочную мне заходить нельзя – полиция ее опечатала.

Я медленно обошел дом. Мне ничуть не полегчало. Физически разбитый, морально раздавленный, виноватый по уши.