Реформатор

Кочевники не успели справиться с сумятицей, вызванной залпом. Удар пограничников был страшен. Они вошли в массу кочевников как нож в масло. Низкорослые степные лошадки опрокидывались от столкновения с более массивными арабами. Русичи ничуть не уступали своим лошадям, безжалостно наседая на кочевников.

Андрей пронзил одного противника и, оставив в нем свое копье, рванул из ножен изогнутый меч. Отточенный клинок, описав сверкнувшую сталью дугу, обрушился на другого. Тот не успел прикрыться, и, хотя доспех не позволил развалить его надвое, ему это не помогло. Половец замертво рухнул на истоптанную землю.

С третьим так споро не вышло. Пришлось скрестить клинки. Они начали кружить на месте. Андрей походя приложил щитом по шлему подвернувшегося под руку другого половца. Тот отвлекся всего-то на секунду, но дерущемуся с ним пограничнику этого хватило, чтобы вогнать меч в его грудь. Сам Греков не успел добраться до своего противника. Случившийся у того за спиной Тоха рубанул его не раздумывая. Так их учили. Благородство хорошо в поединке. На поле боя есть только одно правило, — убить врага любым доступным способом.

На пару с Антоном они успели свалить еще одного кочевника, когда вдруг осознали, что те бросились бежать. Не сговариваясь, они пришпорили коней и погнались за удирающими. Конь Андрея без труда настиг первого беглеца. Короткий взмах мечом — и половец, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на круп лошади. Чуть наподдать — и вот спина еще одного. Удар! И этот готов!

Еще несколько ударов сердца, и он настигнет третьего. Самая малость. Совсем немного. Кровь бурлит в жилах адским варевом. Все существо переполнено лишь одним желанием. Убить. Убить еще одного. А потом снова. Сквозь мутную пелену, заполнившую сознание, до него донесся приглушенный свист. Какой-то знакомый перелив.

Он еще толком не осознал, что происходит. Мысленно Греков все еще гнался за своей добычей и рубил мечом. Но тело сработало на привычных рефлексах. Рука потянула повод, останавливая разгоряченного коня. И только когда он прекратил бег, пританцовывая на месте, Андрей до конца осознал, что произошло. И такая его взяла обида. Ведь до очередного половца было так близко.

Разочарованно сплюнув, он развернул коня и поскакал к месту сбора. Нужно было отыскать своего полусотника. Прошелся взглядом в поисках пики со знакомым флажком. Не видать. Приметив тело, пронзенное копьем, Андрей приблизился к нему и выдернул оружие. Ясное дело, не его. Но ты поди еще найди свое. А наличие копья, как ни крути, куда лучше его отсутствия.

Ну и не забывал посматривать по сторонам в поисках раненых товарищей. Павших хоронить будут потом. Если поле боя останется за ними. А вот пострадавших нужно вывезти всех до единого. Таков неизменный обычай пограничников…

Михаил вглядывался в поле боя, переводя взгляд с одного участка на другой. Время от времени он прикладывался к подзорной трубе, когда возникала необходимость рассмотреть подробности.

Разгром русичей был практически полным. Если бы не вмешательство полка Ратникова, то пехоту уже зажали бы в клещи и рубили бы в капусту. Но пограничники сумели опрокинуть один из засадных полков половцев. И бросившиеся бежать обратно получили неплохой шанс уцелеть.

Вообще-то подобного приказа Михаил не давал. Максимум, на что он рассчитывал, это нанести противнику кое-какие потери, возможно, смешать ряды и лишь слегка увеличить шансы пехоты на выживание. Но вышло так, что Гавриле пришлось принимать решение перед лицом противника и перекраивать план боя на коленке. Либо отходить, что он вполне мог успеть сделать. Либо принимать встречный бой.

Романов вовсе не душил разумную инициативу. Каждый бой, каждая стычка неизменно обсуждались на военном совете. Выявлялись ошибки, недостатки или достоинства того или иного маневра. И за необоснованные промахи спрос был строгим. Людские ресурсы Пограничного не так велики, как хотелось бы. И Михаил не мог себе позволить большие потери.

Отработав по противнику, артиллерия двинулась прямиком к позициям пехоты. Как бы ни сложился дальнейший бой, пушкари свое дело сделали, и им нужно убираться. Но все срослось как надо. Полк Ратникова опрокинул половцев. И даже преследовал его, но не более трехсот метров. После чего Гаврила остановил своих архаровцев и начал отход на прежние позиции.

Все было за то, что, серьезно истрепав противника, сами пограничники не понесли сколь-нибудь существенных потерь. Если они вообще были. Больно уж скоротечной вышла драка, да еще и при подавляющем преимуществе русичей. В таких столкновениях потери обычно разнятся кратно.

Благодаря оптике Михаил сумел понять, что порыв Владимира был вызван вовсе не жаждой преследования побежавшего противника. И не бесполезным стремлением остановить кинувшуюся в погоню толпу. А именно ею по факту и стало сборное войско. Князь понял, что все они угодили в ловушку, и бросился спасать младшего брата, которого искренне любил.