Реформатор

Наконец десяток Луки занял нужную позицию, и он подал условленный сигнал. Тут же послышались хлопки арбалетов. Растерянные и болезненные вскрики, ржание лошадей. И многоголосые испуганные крики.

— Джанаварлар[1]! — закричали сразу несколько половцев.

Уцелевшие ближники хана без труда опознали выросшие словно из-под земли лохматые фигуры. Об этих лихих рубаках знают далеко окрест, как, впрочем, и причисляют им слишком много. Собственно, с их легкой руки сотник и взял себе фамилию Волков.

Залп вышел страшным. Из сотни, стоявшей за спиной хана, в седлах осталась хорошо как четверть. Но и оставшиеся все еще были серьезной силой. Даже против многократно превосходящей пехоты всадник обладает неоспоримым преимуществом.

Но и дураков кидаться на овеянных недоброй славой особистов среди половцев не было. Плевать на отсутствие копий. Эти достанут и так. Поэтому кочевники, не раздумывая, бросились в бега, нещадно нахлестывая лошадей.

Вот только уйти получилось далеко не у всех. Лука взял в прицел грудь коня под ханом и пустил болт. Когда же тот полетел через голову своего скакуна, захлопали арбалеты остального десятка, ссаживая с седел всадников, бывших поблизости от объекта. Оставшиеся невредимыми, приметив врага перед собой, поспешили отвернуть в сторону и, подбадривая лошадей, подались прочь.

Отступление для степняков не является чем-то позорным и недостойным. Это всего лишь необходимость, хитрость и маневр. Правда, случается и такое, что оно все же становится неконтролируемым и превращается в настоящее бегство.

Лука подскочил и бросился к Ирмаккану. Тот уже пришел в себя и поднялся на ноги. Хороший он всадник, чего уж там. Еще и меч выдернуть успел. Готов сражаться. Да только кто же станет с ним рубиться, коли приказ взять живым. Эдак еще не удержишься и представишь пред светлы очи начальства хладный труп. За что неизменно спросят по всей строгости.

Поэтому Лука не стал тянуться к клинку и сдернул с пояса длинный кнут. Отличная штука, позаимствованная у кочевников. Как оружие так себе. Но если нужно пройтись по скотине или вот спеленать какого пленника, то вещица весьма полезная.

Десятник ударил хана по ногам. Но тот оказался достаточно ловким, чтобы легким взмахом перерубить плетеную кожу. А молодец! Сделать это не так чтобы и просто. Но это если один на один. Когда же по тебе работают сразу несколько плетей в умелых руках, то шансов отбиться или увернуться не так чтобы и много.

— Трусливые шакалы! — в сердцах прохрипел скрученный Ирмаккан.

— Ты уж определись, хан, либо мы волки, либо шакалы, — хмыкнув, возразил десятник…

Половцы продолжали кружиться в отдалении, поливая стрелами русичей. Но вечно это продолжаться не могло. Подходило время, когда их колчаны опустеют. Впрочем, еще до того пришла весть о том, что их хан убит или пленен, а обоз разграблен. Впрочем, обоза как такового не было. Имелись заводные лошади со скудными припасами. Войско степняков легкое на подъем.

Однако сути это не меняло. Заводных лошадей особисты частично разогнали, частично угнали с собой. Наладившаяся было погоня ни к чему не привела. Особая сотня успела уйти, не понеся потерь, да еще и с прибытком.

— Ну, здравствуй, хан, — окинув его ироничным взглядом, поздоровался Михаил и позвал: — Вестовой.

— Я, воевода, — отозвался один из гвардейцев.

— Скачи к князю Владимиру, скажи, что я просил его подъехать. У меня для него подарок.

— Слушаюсь.

Теперь можно и поговорить. Войско половцев откатилось и кружит в отдалении. Похоже, думают-гадают, как быть. Опять же среди погибших хана не оказалось. Полная неизвестность.

— Сейчас подойдет наш князь, — обращаясь к Ирмаккану, заговорил Михаил, — он тут главный. С ним тебе и договариваться. Но помни, хан. К чему бы вы ни пришли, ты непременно выполнишь мое условие мира. Через месяц соберешь по десять детей из видных аилов твоей орды и пришлешь ко мне. Можешь объявить, что на учебу, ибо чтобы бить врага, нужно его изучить.

— Опять хочешь набрать заложников, — вскинув голову, презрительно бросил хан, — не будет этого.

— Нет так нет.

Михаил подал знак особистам, и те разом заломили хана, поставив его на колени. Подчиняясь приказу, Лука нажал пленнику в основание челюсти, открывая рот. Романов извлек из кошеля на поясе склянку и вылил ее содержимое в рот Ирмаккана. Тот попытался противиться, и большинство неприятной на вкус жидкости пролилось на его грудь. Но какую-то часть ему все же пришлось проглотить.

— Это медленный яд. Если в течение двух месяцев не выпить противоядие, ты умрешь в страшных муках. Ты будешь не просто мучиться, но и постоянно ходить под себя. Смерть недостойная воина. Так что выбирай, выполнять мое условие или нет.

— Ты трусливый шакал.

— Возможно.

— Все узнают о твоем вероломстве.

— Хорошо. Пусть узнают. Но как это поможет тебе?

Михаил пожал плечами с таким видом, мол, хан сказал полную несусветицу. После чего отошел в сторону, уступая место подошедшему Владимиру.