Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

На похоронах Витте 2 марта присутствовали все члены Совета министров и Государственного совета, находившиеся в Петрограде, и весь дипломатический корпус[786]. Писатель М.А. Алданов (Ландау), один из очевидцев, позднее вспоминал: «Здесь собрались все видные сановники старой России – может быть, последний раз в ее истории»[787]. За гробом в числе провожающих шли обер-гофмейстер при императрице Марии Федоровне князь Шервашидзе, чины Министерств финансов и путей сообщения и Отдельного корпуса пограничной стражи[788]. Проводить Витте в последний путь собралось несколько тысяч человек[789]. Траурных венков было столько, что они едва поместились на трех колесницах. Среди них были венки от Совета министров и его канцелярии, от председателя Государственного совета, Министерства путей сообщения, Императорского технического общества, Московского общества распространения коммерческого образования, правления Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), Политехнического института и т. д. Особенно выделялся роскошный серебряный венок от Министерства финансов стоимостью 700 рублей[790].

При этом некоторые издания оценивали похороны как скромные. «Новое время» сообщало: «Согласно воле усопшего вся церемония погребения должна происходить весьма скромно»[791]. «Все обращают внимание на колесницу, убранство коней и факельщиков, – отмечалось в газете “День”. – Все это более чем скромное. Оказалось, что похороны заказаны по “третьему разряду”»[792]. То же утверждал на страницах «Исторического вестника» и известный журналист А.Е. Кауфман, всегда относившийся к Витте с симпатией. Опровергая сплетни о якобы хранящихся в немецких банках миллионах опального министра[793], он подчеркивал, что «хоронили “миллионера Витте” по третьему разряду»[794]. Графиня Витте болезненно реагировала на такие публикации. «В одной газете, – вспоминал тот же Кауфман в 1919 году, – было заявлено, что знаменитого государственного мужа… хоронили по III разряду. Вдова его в беседе с редактором “Исторического вестника” Б.Б. Глинским с чувством обиды заявила: “Я пока еще не нищенка и слишком чту память мужа, чтобы могла допустить погребение его на дрогах по III разряду”»[795].

Погребли Витте, согласно его последнему желанию, на Лазаревском кладбище в Александро-Невской лавре: граф заказал себе место на этом кладбище еще в 1913 году[796]. «Могила, – передавала “Киевская мысль”, – находится у самых ворот Лавры. Место это, по-видимому, давно приобретенное, обнесено железной решеткой с мраморным бордюром и колонками. Напротив, через проезжую дорогу, виден бюст на могиле Достоевского, памятник Жуковского и барельеф Глинки»[797]. По сообщению «Русского слова», речей на могиле произнесено не было[798]. В «Правительственном вестнике» с опозданием, лишь 3 марта, был напечатан небольшой некролог. В нем говорилось о многолетней государственной деятельности Витте, «в которой он проявил выдающиеся дарования, недюжинные административные способности и редкую энергию» и оставившей «глубокий след во многих областях государственной жизни», а сам Сергей Юльевич назывался «замечательным русским государственным деятелем»[799]. Любопытно, что после кончины 12 сентября 1915 года бывшего коллеги премьер-министра в правительстве, П.Н. Дурново, «Правительственный вестник» в тот же день опубликовал подробный некролог[800]. Особы императорской фамилии лично посетили родных и близких Дурново, выразив им соболезнования, в то время как после смерти Витте они ограничились телеграммами[801].

Весьма выразительной была и реакция Николая II. Если верить французскому послу М. Палеологу, в беседе с ним обычно сдержанный император был очень откровенен, «с блеском иронической радости в глазах» назвав смерть опального министра «глубоким облегчением» для себя, в котором он увидел «знак Божий». «По этим словам, – резюмировал Палеолог, – я могу судить, насколько Витте его беспокоил»[802]. Жене царь признавался, что из-за новости о смерти графа в его сердце «царит истинно пасхальный мир»[803]. Впрочем, в периодических изданиях ни разу не упоминалось, выразил ли монарх официальные соболезнования семье покойного. Позднее журналист Л.М. Клячко вспоминал: «Даже после смерти Витте Николай II остался верен своей ненависти и своей мелочной мстительности: он не послал вдове сочувственной телеграммы»[804].

Сразу же после смерти государственного деятеля его бумаги согласно общей процедуре были опечатаны. К ним у власти был особый интерес. Слухи о том, что Витте работает над своими воспоминаниями, уже давно будоражили столичное высшее общество. В доме графа в Петрограде мемуаров не обнаружили. Тогда директор Департамента полиции отправил заведующему заграничной агентурой Красильникову телеграмму с указанием опечатать все бумаги покойного на его вилле в Биаррице[805]. Этот сюжет подробно рассмотрен в работе Б.В. Ананьича и Р.Ш. Ганелина[806].