Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

В его [Витте. – Э.С.] лице сошла со сцены одна из самых крупных исторических личностей нашего времени. Человек он был, несомненно, талантливый и недюжинного, хотя, мне кажется, неглубокого ума. ‹…› Крупнейшими недостатками покойного были сильно развитое самомнение и бешеное честолюбие. Благодаря этим сторонам его личности он часто фальшивил, подлаживался к течениям и угождал и нашим, и вашим. Это, в свою очередь, оттолкнуло от него почти всех и не дало заслужить широкой популярности, которая с 1906 г. прогрессивно падала, достигнув ко дню его смерти нуля ‹…›[890].

Оценки либеральной периодики не находят подтверждения в источниках личного происхождения. Парадный портрет Витте, нарисованный на страницах прессы, ярче высвечивал глубокие противоречия в политической системе России. По-видимому, он позволял либералам продемонстрировать свой политический идеал, приверженность избранному пути и лоббировать собственную программу. В свою очередь, суждения о покойном, высказанные в консервативно-монархической прессе, перекликались со взглядами, зафиксированными в разнообразных материалах личного происхождения.

Бурная реакция на смерть Витте была обусловлена двумя факторами: репутацией сановника и конъюнктурой военного времени. Представители консервативных сил стремились рассеять ауру оппозиционности, возникшую вокруг смерти отставного сановника, стараясь мобилизовать существовавшие в обществе фобии и антипатии. Тот факт, что при посмертной оценке сановника востребованным стал образ «Витте-германофила», позволяет говорить о масштабах захватившей страну германофобии. В условиях военного времени этот образ дополнился новыми подробностями и приобрел зловещее значение.

Характерно, что вскоре после смерти Витте стали настойчиво распространяться слухи, будто граф совершил самоубийство – принял яд, боясь разоблачения в шпионаже. Авторами подобных «откровений» были, по-видимому, правые. «Земщина» писала: «Теперь в городе носятся упорные слухи, что он умер не своей смертью, а прибег к отравлению, опасаясь раскрытия новых “подвигов”»[891]. К тому же в черносотенных изданиях за период с июля 1914 по март 1915 года, в статьях, где упоминался Витте, его слова или действия трактовались как предательство национальных интересов и проявление симпатий к Германии[892]. В этом отношении представляется существенным, что смерть одиозного сановника связали в обществе с печально известным «делом» полковника С.Н. Мясоедова[893]. Казнь Мясоедова, женатого, как и Витте, на крещеной еврейке, породила шпиономанию, переплетавшуюся с германофобией и антисемитизмом[894]. Поиск «изменников» возбудил разговоры о якобы разветвленной и укорененной в стране шпионской организации. «О мясоедовской истории говорят, что это только одно явление в огромной, крепкой сети», – писал некий москвич в частном письме[895].

Одним из таких «изменников» и «шпионов» молва и назначила неожиданно скончавшегося Витте. Слухи о самоубийстве графа неоднократно встречаются в переписке, перехваченной полицией. Автор одного из писем отмечал: «На этом пункте [шпионаже. – Э.С.] замечается какое-то помешательство. Что здесь только не выдумывается. Последние дни ходит здесь слух, что Витте скончался не от естественной смерти, а от самоубийства, так как против него обнаружены данные, обвиняющие его в шпионаже»[896].

Сведения об этих разговорах зафиксированы в целом ряде перлюстрированных посланий, причем зачастую сами слухи авторами писем решительно опровергались. «Это, конечно, чистейший вздор», – давал свою оценку подобной информации автор другого перехваченного письма[897]. Вместе с тем такие слухи явно имели широкое хождение: география их распространения не ограничивалась Петроградом. О том же говорили еще по меньшей мере в Москве и Варшаве (именно в польской столице был казнен Мясоедов). Эти сплетни отражены и в дневниках современников[898].

В консервативных и радикальных кругах считалось, что даже честный русский человек, женившись на еврейке, так или иначе становился евреем. «Что касается Мясоедова, то это нечто небывалое, – говорилось в письме военного времени, подвергшемся перлюстрации. –

Не жид или поляк, а русский офицер, с русской фамилией, за деньги подвел тысячи своих под расстрел неприятеля. Не было ничего подобного в японскую или другую большие войны, веденные Россией. ‹…› В Москве говорят, что Мясоедов был женат на еврейке, что будто бы жена Мясоедова и жена Сухомлинова родные сестры. Если русский человек отдается еврейке, то он сам часто превращается в полужида [курсив мой. – Э.С.]; пример – граф Витте. А так как в последние десятилетия еврейки пользовались большим успехом в русской интеллигенции, то можно представить себе, какое количество изменников [курсив мой. – Э.С.] скрываются еще в нашем отечестве. Они могут сильно тормозить войну[899]».