Люди считали, что государство не сохранится, если среди его подданных распространены две общественные религии. Что произойдет, если волей обстоятельств или в результате евангелистского рвения или политического решения будут созданы государства, где большинство жителей не относится к доминирующей религии?
В католических Испании, Португалии и Италии или в протестантских Шотландии, Нидерландах и Скандинавии подобная проблема не возникала. Там Реформация победила или проиграла полностью. Значительное большинство граждан этих стран исповедовали одну религию.
Верно, что на юго-востоке Шотландии сохранились католики, защищавшиеся семейством Хантли. На северо-западе Италии уцелело некоторое число вальденсов, находившихся в тесном контакте с кальвинистской Швейцарией. В южных землях независимых Нидерландов проживало много сохранивших свою католическую веру, как и их соседи и братья, находившиеся в границах католических испанских Нидерландов.
Однако не стоит принимать во внимание столь небольшие или маловлиятельные меньшинства. Если протестантский священник начинал проповедовать на испанском, его наказывали. Если католический священник служил мессу на шотландском, его также подвергали наказанию. Из этих стран не могли возникнуть новые идеи, связанные с религиозной терпимостью.
Самая искусная защита практики преследований в XVII веке исходила от шотландского пресвитерианца Самуэля Резерфорда («Некоторые возражения против предполагаемой свободы сознания», 1649). В Италии в конце 1832 года папа Григорий XVI осудил свободу сознания, назвав ее «сумасшествием». Те страны, где большинство населения исповедовало одну веру, вовсе не оказались среди тех, кто быстрее других продвигался к терпимости.
Однако в Германии, Франции, Польше и в Англии Реформация не смогла полностью восторжествовать, как произошло в свое время с протестантизмом, одержавшим победу в Шотландии, или католицизмом, победившим в Испании. В этих странах духовенство продолжало беспокоиться по данному поводу, и католики, и протестанты допускали значительные допущения.
Если мы поставим проблему (как это делают научные школы), то спросим вместе с протестантами следующее. Если месса привязана к культу, всегда ли мы совершаем грех, допуская подобное? Задумаемся и вместе с католиками, утверждавшими, что ересь — зло. Тогда всегда ли греховен католический правитель, если он терпимо относится к еретикам, проживающим на его территории? Многие мыслители отвечали утвердительно. Да, но при всем прочем серьезным грехом являются проявления идолопоклонства или ереси.
Однако многие считали, что подобное жесткое заключение носит оскорбительный характер. Мартин Беканус (голландец по происхождению), немецкий профессор, умерший в 1624 году, считал, что подобное заключение продиктовано скорее рвением, нежели разумом. Предположим, что еретики станут слишком многочисленными, чтобы их можно было подавить. Тогда для католицизма будет более гибельным, если правитель начнет искать средства, как их усмирить, вместо того чтобы проявить в их отношении терпимость.
Существует и альтернатива, но, даже если правитель сможет успешно уничтожить еретиков, он своей милостью к ним принесет больше добра. Если же протестанты не будут терпимыми, то католики станут более яростными в своей вере, отказывая себе во всем, выкажут преданность своим идеалам и дадут лучших миссионеров своей веры. Таким образом, мы видим, что в подобных условиях появляется много обстоятельств, когда лучше будет проявить терпимость, чем готовность к сожжению, провоцирующую яростный ответ.
Теперь стало очевидным, что Нантский эдикт и последствия разделенных Франции и Германии начали расширять кругозор религиозных школ. Лютеранин Герхард искренне высказался о произошедшем в своей Loci Theologici 1619 года (книга 27). Если королевство едино, терпимость не проявляется, да и не нужна. Если оно разделено, то правитель должен включить терпимость в практику своей политики вместе с борьбой за объединение. Лучше будет, если государство останется разъединенным по религии, чем перестанет быть объединенным политически, то есть распадется. Именно француз Жанен заявил, что мир с двумя религиями лучше, чем война, которая ничего не несет.
Следовательно, основное христианское дело, связанное с терпимостью, основывалось не на принципе, а на целесообразности. Никто из католических, лютеранских или реформистских мыслителей не прошел мимо этой идеи. Степень подавления определялась вероучением (моральным долгом магистратов) и политическими условиями (ни одно государство не выживет, если религия разделит его).
Беканус, Герхард и им подобные разбили этот довод, допуская, что такое государство, как Франция, способно существовать, хотя имеет различные религиозные взгляды, и оно даже продолжит свою жизнь, если разделение продолжится. Французская политика 1570 года отчетливо осознавала, что целесообразность не помогает избежать преследований.