Таким образом сходились в том, что в правильно организованном государстве пастырь должен стать в некотором роде чиновником в обществе. Он наблюдает за моралью людей, утверждает рождения, свадьбы и смерти, отвечает за образование детей. Не оспаривалось, что он должен быть чиновником государства, что подобная его юрисдикция должна исходить от сюзерена, иначе сюзерен не будет таковым.
Следовательно, сюзерен обладает законной властью по распространению учения, решая, что следует или не следует проповедовать. Вопрос заключается в том, действительно ли его учение соответствует Слову Господа. Тот же самый вопрос можно задать, когда речь идет о заявлении доктрины папой, или пресвитерией, или кем-то еще. Если благочестивые и образованные священнослужители в государстве противопоставляют себя доктрине правителя, то весьма вероятно, что он проявит себя тиранически, продвигая свою доктрину.
В Германии сохранилось выражение «В своем герцогстве герцог Клеверский то же самое, что и папа». Самый крайний случай связан с тем, когда теория подгонялась под авторитет священства.
В 1588 году герцог Иоганн из Цвайбрюккена из строгого лютеранина стал филиппистом. Распорядившись, чтобы его подданные тоже приспособились, он, как утверждают, якобы заявил: «Правители обладали Духом Господа, чтобы Господь соответствующим образом мог время от времени просвещать правителя, его подданным следует быть готовыми к тому, чтобы последовать за Духом, который дует, куда тот хочет».
Отмечаю подобные крайние высказывания, чтобы показать их эксцентричность. Однако практические последствия могли оказаться более крайними, чем теория. Король Англии Карл I вызывал негодование даже у своих самых преданных сторонников среди духовенства, когда опубликовал не просто королевские директивы по поводу поведения на службе, но и каноны, именно так им называемые, для шотландской церкви.
Первый пункт статьи двадцатой в 39 тезисах англиканской церкви добавили, пользуясь королевским правом, сначала он был категорически отвергнут. Такой теоретик, как Гуго Гроций, не видел ничего неподобающего в подобных действиях только при том условии, что сюзерен не предписывает ничего, что противоречит Слову Господа.
Для некальвинистской теории церкви и государства супрематия сюзерена казалась необходимостью. Ей легче следовали, руководствуясь не только доводами рассудка, особенно если верили, что каждый сам себе господин. Такие особенно интеллигентные теоретики, как Гроций или Селден, осознавали, что не существует разницы между ответственностью короля и той, что свойственна олигарху или общественному собранию.
Если закон, связанный с религией, следовало усилить, общественное собрание не могло уклониться от задачи решить, является ли закон добродетельным, не могло переложить ответственность на группу духовенства или церковную ассамблею. Однако некоторые духовники испытывали беспокойство по поводу переложения и допущения первенства в вопросах религии на общественное собрание.
Когда английский парламент 1625 года собрался в Оксфорде, они встретились в богословской школе, а спикер сидел рядом с тем местом, откуда обычно произносил свои лекции профессор, кафедра которого была учреждена одним из английских королей. Среди духовенства времен Лауда сохранилась легенда, что именно он посоветовал парламенту сделать это в надежде укрепить религиозные доктрины. Сохранилось ощущение, что особое проявление суверенности менее подходило ассамблее избранных мирян, чем тому, кто был помазан Господом на царство.
Проблема суверенности добродетельного правителя затрагивала церковь только с одной стороны, что либеральным потомством сознается как абсолютная добродетель. Если правитель достигал достаточного согласия с церковью, чтобы избежать стычек, обычно он не всматривался в души людей.
Существовало правило, исключения незначительны, что некальвинисты и некатолические государства допускают большую свободу в учении, чем кальвинисты или католики. В качестве доказательства достаточно сравнить большинство английских 39 статей 1571 года с кальвинистской Вестминстерской исповедью.
Когда архиепископ Уитгифт Кентерберийский обнаружил, что 39 статей слишком пространны, чтобы предотвратить академический диспут, он попытался добавить новые статьи, и в Ламбетских статьях 1595 года точно определилась доктрина предопределения. Услышав о них, лорд Баргли заявил архиепископу, что предмет носит слишком мистический характер и он сам с трудом разбирается в нем. Тогда возмущенная королева потребовала, чтобы архиепископ снял их.
Гроций стоял за ограничения в религиозном определении, что является добродетелью для каждого сюзерена. Даже если правитель и его церковь верили, что доктрина верна, то вовсе не стоило настаивать на этом. «Опасно, — обычно Гроций использовал волнующе старый афоризм, — говорить правду о Господе». «Dogmata definienda sunt paucissima».