Учение Кальвина основывалось на вере в особое Провидение Господа, направлявшего все события мира. Мы не думаем об общем руководстве. Библия является нашим наставником в повседневной жизни. В ней мы читаем, что даже ласточка не способна упасть на землю, если на то не будет воля Божья.
Нам также известно, что именно Господь послал смерч в пустыню, и таким образом нам понятно, что «ветер не подует без его повеления». Мы читаем и о том, что Господь дает детей одним матерям и уносит их у других. Все это вовсе не предопределение, но воля Всемогущего Господа. Именно Он вращает мельницы и управляет стремлениями людей, чтобы те шли по пути, который Он указывает. Нам же остается подчиняться Ему, потому что Его цель — тайна для людей.
Обостренная религиозность Лютера основывалась на его безусловной вере в искупляющего Спасителя, его безоговорочном постулате, что «только в вере мы сможем существовать». Религиозное чувство Кальвина основывалось на подчинении верховной власти всемогущего Господа. Из лютеровских посылок он сделал вывод о том, что одни от века Богом предопределены к погибели, а другие от века Богом же предопределены ко спасению. Это учение о безусловном предопределении одних к погибели, а других ко спасению и есть главный постулат его учения.
Если обстоятельства оказывались благоприятными, то христианин завоюет славу Богу, но ничего не получит для себя. Если же обстоятельства неблагоприятны, то он испытает кару Господню и будет взывать подобно Иову: «Господь дал и Господь взял, да будет воля Его». Ни один богослов не цитировал библейские изречения о покорности и вере чаще него. Но Кальвин внес новый смысл в библейское учение о предопределенности.
Опираясь на текст Послания к римлянам и труды Августина, Лютер учил, что заслужить царство небесное можно праведной жизнью и верой в милость и любовь Господа. Писание учит, что Господь выбирает одних и отторгает других. Если все это и вера — дар Господа, то Он одним дает жизнь вечную, а других обрекает на вечные муки, но воля Его скрыта от людей. Все согласны с тем, что надо подчиняться конгрегации, ибо «все раскаявшиеся спасутся». С предопределенностью согласны все христианские богословы, последователи традиции святого Павла и святого Августина. Поэтому у Кальвина практически не было теоретических расхождений ни с Лютером, ни с Августином, ни с Фомой Аквинским (кроме ветхозаветной предопределенности. —
Но, в отличие от Лютера и Аквината, Кальвин понимал предопределенность в контексте со своей верой, что придавало особую важность культу и религиозной практике. Иоганн Экк писал, что предопределение является интеллектуальным упражнением для воспитания его незрелого мышления. Кальвин был категорически не согласен с этим. Он считал, что его христианская убежденность в выборе жизни вечной является неисчерпаемым источником веры, покорности и моральной силы. «Если с нами Бог, то кто может быть против нас?»
Несмотря на таинственность, учение не является тайной для образованных. Об этом говорится в Посланиях к римлянам, ефесянам и в других местах Библии. Эти тексты несут знание, которое надо проповедовать с кафедр и учить непосвященных. Вера должна привести каждого к осознанию своего призвания, уверенности в том, что его охраняет милосердная рука Господа. Вслед за святым Павлом Кальвин был убежден, что ничто не может лишить его любви Господа.
Пропагандируя величественное учение, Кальвин освободился от нерешительности своих предшественников. Ничего не скрывая, он пришел к неприятному выводу: Господь принял крестную смерть не ради всех, а лишь ради избранных, Он не хочет, чтобы спаслись все, кого создал, но лишь те, кто вел жизнь праведную. Тому, кто упрекал Господа в несправедливости, он отвечал, что каждому будет воздано по его грехам, и в этом заключается всемогущество Господа. Мы знаем, что Господь всегда справедлив, и не должны задумываться над тем, как осуществляется эта справедливость.
В последующие сто лет и католические и протестантские богословы ломали голову над тем, как столь бескомпромиссное выражение учения августинианцев соответствует Новому Завету. «Я никуда не предназначен, — страстно заявил юный Бертелье, — что бы ни писали вы и ваш Кальвин!»