Реформация

Материал, как и у Шекспира, в основном вторичен. Чосер брал свои истории откуда угодно: «Рыцарскую сказку» — из «Тезеиды» Боккаччо, «Гризельду» — из «Декамерона», а дюжину — из французских сказок. Последний источник может объяснить некоторую непристойность Чосера, однако самые фетишистские из его историй не имеют другого источника, кроме него самого. Несомненно, он, как и елизаветинские драматурги, считал, что для того, чтобы земляки не заснули, им время от времени нужно давать пошлятину; он заставлял своих мужчин и женщин говорить так, как это соответствовало их званию и образу жизни; кроме того, повторяет он, они выпили много дешевого эля. По большей части его юмор здоров — здоровый, пылкий, сытый юмор упитанных англичан до пуританского вымирания, удивительным образом смешанный с лукавой тонкостью современного британского остроумия.

Чосер знал все недостатки, грехи, преступления, глупости и тщеславие человечества, но любил жизнь, несмотря на них, и мог мириться с любым, кто не продавал бункомб слишком дорого. Он редко обличает, он просто описывает. В «Жене из Бани» он сатирически высмеивает женщин из низших слоев среднего класса, но при этом наслаждается их биологическим изобилием. Он нелестно суров к женщинам; в его язвительных остротах и оскорблениях можно увидеть раненого мужа, мстящего пером за ночные поражения своего языка. И все же он с нежностью говорит о любви, считая, что ни одно другое благо не может быть столь богатым,75 и заполняет галерею портретами хороших женщин. Он отвергает дворянство, зависящее от рождения, и называет джентльменом лишь того, кто совершает джентльменские поступки. Но он не доверяет непостоянству общества и считает глупцом того, кто держится за популярность или объединяется с толпой.

Он был в значительной степени свободен от суеверий своего времени. Он разоблачал самозванство алхимиков, и хотя некоторые из его рассказчиков привносили астрологию, сам он ее отвергал. Он написал для своего сына трактат об астролябии, демонстрируя хорошее знание современных астрономических знаний. Он не был очень ученым человеком, но любил демонстрировать свою образованность; он испещряет свои страницы большими фрагментами Боэция и заставляет даже Жену из Бани цитировать Сенеку. Он упоминает некоторые проблемы философии и теологии, но беспомощно пожимает плечами. Возможно, он, как и любой человек из мира, считал, что благоразумный философ не станет носить свою метафизику на рукаве.

Был ли он верующим христианином? Ничто не может превзойти безжалостность и грубость его сатиры на монахов в прологе и основной части «Повести Сомнура»; впрочем, подобные дротики не раз направляли в братьев люди ортодоксального благочестия. То тут, то там он ставит под сомнение какой-нибудь религиозный догмат: не более чем Лютер он мог согласовать божественное предвидение со свободой воли человека;76 Он заставляет Троила излагать детерминизм, но в эпилоге отвергает его. Он подтверждает свою веру в рай и ад, но при этом пространно замечает, что это — переходы, из которых не возвращается ни один свидетельствующий путешественник.77 Его беспокоит зло, очевидно, несовместимое со всемогущей благожелательностью, и он заставляет Арцита усомниться в справедливости богов, упрекая их так же смело, как Омар Хайям:

О жестокие боги, что управляют
этим миром, скрепляя свое слово этерном,
И скрепили на столе из атаманта
свой парламент и свой этерн граунт,
Что для вас человечество более непригодно,
чем овца, которая разбредается в складках?
Ибо убит человек так же, как и другой лучший,
И живет в тюрьме и в тюрьме,
и в болезни, и в великом недоброжелательстве,
И в те времена безжалостен, помилуйте!
Что за управление в этом предвидении,
Что златоуст мучает невинность?….
И когда зверь мертв, он не имеет пейн,
Но человек после смерти должен плакать и жалеть.
…
Ответ на это я оставил прорицателям.78

В более поздние годы он пытался вернуть благочестие своей юности. К незаконченным «Кентерберийским рассказам» он приложил «Preces de Chaucer», или «Молитву Чосера», в которой просил прощения у Бога и людей за свои непристойности и мирскую суету, а также предлагал «к моим ливам…. смирить мои позолоты и учиться спасению моей души».