– Все перемелется, мука будет! – говорил Горов, наливая чарку и любуясь переливами темно-красной наливки на золотой внутренности сосуда. – Слышно, что рязанцы, туляки, калужцы, нижегородцы, новгородцы крепко пошевеливаются. Сигизмунду несдобровать! Царя нашего выручим из плена…
– Москва между тем во власти поляков! – вздохнул Феодосий.
– Не надолго! – продолжал Горов. – Я был там недавно. Что за кутерьма там! Толку не добьешься! Истинно, не знаешь, чего хотят. Один стоит горой за Владислава, другой – за Сигизмунда, третий – за пленного царя, четвертый кричит громче всех, а сам не знает о чем. Бояре не доверяют полякам, поляки боярам, и никто дела не делает. Выходит, как говорят старые люди, боярин повару не верит, сам по воду ходит.
– Что это за войско направляется сюда? – вдруг сказал вполголоса Феодосий, глядя в окно башни. – Вон там, вдали.
– Наверное, полки идут к тебе на подмогу, – заметил Горов. – А ты горевал, что все забыли пленного царя.
– Посмотри, Феодосий, – сказал Илларион, – с того холма пушки съезжают. Кажется, глаза меня не обманывают?
– Точно, пушки.
Лидия и Евгения смотрели в другое окно, на Волгу, и любовались, как с ледяной горы мелькали по льду, мимо башни, санки катающихся.
Вдруг отворилась дверь, и вошел сотник Иванов с тревогой на лице.
– Что скажешь? – спросил Феодосий.
– Сюда идут поляки, – ответил тот шепотом.
– С какой стороны?
– Я был на другом конце крепости и там с башни их увидел.
– Стало быть, они идут с двух сторон. Но поляки ли это? Пошли нескольких гонцов в разные стороны, а между тем вели всем стрельцам быть готовыми и заряжать пушки. Не забудь запереть все ворота и поднять мосты. Дай знать гуляющим теперь за городом и жителям предместий, чтобы все скорее шли в крепость.
Евгения и Лидия ничего не слышали из этого разговора, продолжая смотреть на Волгу.
– Посмотри, посмотри, сестрица! – сказала Лидия, захохотав. – Как этот толстяк свалился с санок и перевернулся. Бедняжка попал головой прямо в сугроб. Слышишь ли, как все там на льду хохочут? А вот поплыли на большом лубке две купчихи. Как они только лед не проломят! Ну и они завертелись… а вот и свалились. Пойдем, сестрица, покатаемся.
– Давай, если хочешь. А ты не боишься упасть в снег?
– Я съеду не хуже вон того молодца в бархатной шапке, который сейчас так быстро катится, будто птица летит. Может, невеста на него смотрит, а он думает: пусть она любуется своим суженым.
– Батюшки-святы! – говорил Горов. – Беда неминуемая: их, окаянных, много сюда идет, и пушек у них достаточно. Помилуй нас, грешных, Господи!
– Что ты испугался, Алексей Матвеевич, – сказал Феодосий вполголоса. – Хоть бы их было вдвое больше, крепость нелегко взять. Я тебе в этом ручаюсь. Успокойся!
– Да ведь они и с другой стороны идут.
– Ну что же такого, защитимся. Да перестань же вздыхать, ты перепугаешь…
Он тихонько указал на Евгению и Лидию.
– Позволь нам с сестрицей на горе покататься, – сказала Лидия Феодосию. – Как весело птицей летать по льду! Ты уж, верно, с нами не пойдешь. Нас бы туда Илларион проводил.
– Что случилось? – закричала вдруг Евгения, продолжая смотреть в окно. – Все там на льду как будто испугались чего-то. Все бегут, крестятся, машут руками. Странно! Что их вдруг так встревожило?
– Они услышали, что сюда идет ничтожный отряд поляков, – сказал Феодосий. – Есть чего пугаться!
– Боже мой! – в один голос вскрикнули Евгения и Лидия.
– Только не пугайтесь! – продолжал Феодосий. – Это к вам не относится. Они еще далеко, и мы успеем покататься на горе. Пойдем, Лидия, ты ведь хотела кататься.
– Нет, нет, ни за что!
– Ну, может, ты пойдешь со мной, Евгения?
– Не ходи, не ходи, сестрица! Поляки тебя изрубят!
– Станут они рубить таких хорошеньких девушек! Они, скорее, протанцуют с вами мазурку. Но сначала мы с Илларионом заставим танцевать незваных гостей и проводим отсюда. Так ли, Илларион?
– Без сомнения. Крепость нашу взять нелегко. Не бойся, моя милая! – прибавил он, взяв Евгению за руку. – Ты дрожишь? Ах, стыд какой!
– Я боюсь не за себя, Илларион. Мне страшно за тебя… и за Феодосия.
– А мне и за себя и за всех страшно, – сказала Лидия чуть не плача. – Проклятые эти поляки! Кто их просил сюда приходить!
В это время Сидоровна, стоявшая безмолвно у печки со сложенными руками, поняла наконец, в чем дело, и подняла такой плач с причитаниями, что и Горов, ободренный Феодосием, опять завздыхал и заохал.
– Пойдем домой скорее, – сказал Феодосий Евгении и Лидии. – Ох вы, зайчики пугливые! Да замолчи, ради бога, Сидоровна!
IX
– Вот и Углич! – говорил Струсь полковнику Каганскому, указывая на крепость.
– На стенах у пушек курятся фитили, – заметил тот. – Видно, готовы к обороне. Мы здесь, за этими холмами, остановимся, пока ставят туры и готовят укрепления для осады. Между тем надобно занять все дороги и окружить крепость со всех сторон.
Он слез с лошади. Струсь последовал его примеру. К ним подошли другие ротмистры и офицеры.