А в отдельных случаях выдвигается даже идея появления в Советском Союзе новой этнической общности. Так, в статье известного бурятского историка П.Т. Хаптаева «К вопросу о сближении и слиянии наций» ставится вопрос не просто о наличии в СССР политической общности, включающей в себя множество «советских наций и народностей», но о начале нового этногенетического процесса в стране75
. Это еще раз подтверждает вывод о том, что, во всяком случае, в своих крайних проявлениях концепция «советского народа» предполагала создание некой общности, которая по своим социокультурным характеристикам напоминала бы общность этническую.Итак, формирование советской культуры велось за счет внедрения в общественное сознание и память «социалистических» традиций, приобретенных народами СССР во время революционной борьбы и строительства нового общества, т. е. ее основное содержание состояло из идеологически наполненных культурных символов, изобретенных за период существования СССР и не имевших никакого отношения к реальным этническим культурам. Как точно отмечает С.В. Чешко, «общность советского народа заключалась в лояльности к доминировавшим идеологическим символам»76
.Особенно очевидным последнее утверждение становится в контексте идеологической риторики, развивающей идею собственно советской идентичности. «Где бы ни жил, где бы ни работал представитель любой нации СССР, – подчеркивалось коммунистическими лидерами, – он полноправный член единой великой семьи и считает себя прежде всего
В выступлениях политиков и текстах ученых каждый раз повторялось, что основным содержанием советской идентичности является «преданность делу коммунизма, социалистический патриотизм, пролетарский интернационализм», а интенсивное чувство патриотизма, которое, якобы, испытывают советские граждане к своему государству, обусловливается в первую очередь его «социалистической» природой: «у всех наций и народностей СССР сложилось и укрепилось общезначимое… чувство гордости за свою
Наполнение идентичности идеологическими смыслами позволяло конструкторам советской общности избавить население от привязанности к идее этнонационализма и тем самым «вывести мышление всех советских людей за пределы обыденных понятий „мое“, „республиканское“, „национальное“, раскрыть перед советскими людьми широкие горизонты интернациональной борьбы за коммунизм, помочь им глубже осознать единство интересов всех народов СССР»81
.Иными словами, официальный дискурс, актуализируя идею идеологического единства всего населения Советского Союза, призван был перенаправить его (населения) идентификационные предпочтения с «традиционных» объектов – этнонаций, – на «новый» конструкт – советский народ: «общественное сознание советских людей… на деле демонстрирует воспитанное партией и вошедшее в плоть и кровь советского человека умение думать… прежде всего об интересах всего советского народа, способность подчинять текущие временные национальные интересы коренным общесоветским, интернациональным интересам»82
.Если исходить из того, что национализм – это понятие, «которое служит делу идеологического оправдания и политической легитимизации определенных представлений о территориальном, политическом и культурном единстве»83
, то политику идентичности, проводившуюся в СССР, вполне обоснованно можно описывать и интерпретировать в контексте националистической доктрины. Для официального дискурса, в котором конструировались границы общности «советский народ», характерным было общее для любого националистического дискурса стремление к «эксплицитному (выраженному) принятию национальных символов и эксплицитная воля исключать, подавлять или фильтровать отрицательную информацию… и отдавать предпочтение сообщениям, утверждающим образ интегрированной политической общности»84.Действительно, выстраивая этот «интегрированный образ», правящий режим активно манипулировал общественной памятью, историей и культурой для того, чтобы добиться максимально возможной интеграции разношерстного в этнокультурном отношении населения СССР.