Наконец, в научных текстах был сформулирован следующий тезис: «
Пора доминирования идеи «советского народа» в официальном идеологическом дискурсе приходится на эпоху «развитого социализма». Сложившийся в это время социально-политический контекст подталкивал власть к поиску способов укрепления внутригосударственного единства. Возможно, усилению значимости этой идеи способствовали также известные заявления коммунистических лидеров о том, что ближайшие поколения советских людей «будут жить при коммунизме». Для политики идентичности это могло означать, что в ближайшей перспективе население Советского Союза должно превратиться в единую социокультурную общность. Данный концепт более всего подходил для актуализации общесоветской идентичности на индивидуальном уровне, поскольку, минуя этнокультурный уровень, должен был вызвать чувство солидарности у каждого жителя СССР, апеллируя к его социально-классовому самосознанию.
Доктрина «советского народа», таким образом, концептуализировалась с претензией на замену собственно этнического самосознания более общей, но не менее эмоционально значимой формой самосознания. Это позволило некоторым исследователям утверждать, что советское государство стремилось к созданию некоего
Однако, как представляется, правильнее было бы говорить, что конструируемая коммунистической элитой общность являлась как раз не «безнациональной», а именно «национальной» – в современном понимании термина «нация», т. е. в определенной степени она должна была представлять собой нечто аналогичное западным нациям-согражданствам. По словам А.Г. Вишневского, «главной декларируемой заботой этой [внутренней] политики всегда была национальная консолидация всего населения СССР, правда, по-другому называемая. Когда советские политики и идеологи размышляли о его будущем, перед их мысленным взором обычно стояло нечто, очень похожее на западные нации, хотя сам термин „нация“ в таком смысле в СССР обычно не употреблялся, „национальное“ здесь, как мы видели, был синонимом „этнического“. Тем не менее много говорилось и писалось о растущей социальной однородности советского общества, об интернационализации экономической и общественной жизни, о русском языке как языке межнационального общения, постоянно повторялись слова Ленина о „сближении и слиянии наций“ и т. д.»58
.Еще более однозначно формулирует эту мысль С.В. Четко: «С точки зрения принятых в современном мире понятийных норм, следует признать не только реальное существование в СССР „советского народа“, но и признать его в качестве обычной полиэтнической нации – советской нации». Однако такому признанию мешали закостеневшие догмы сформулированной еще Сталиным и с тех пор господствовавшей в советской науке «теории нации»: «С точки зрения традиции советского обществоведения, согласно которой нация – это моноэтнический социальный организм, одна из форм и стадий существования этноса, такой вывод может, наверное, выглядеть неслыханной ересью с оттенком „ассимиляторства“»59
.Действительно, находясь в плену примордиалистских установок, на основе которых структурировалось все этнополитическое пространство СССР, правящий режим так и не смог сформулировать полноценную идею нации-согражданства. Напротив, идеологи всячески избегали определять «советский народ» в хоть сколько-нибудь близкой к этой идее форме, например: «следует считать неправильными… попытки рассматривать советский народ как простое объединение советских национальностей, как их сумму. В подобном толковании советский народ как социально-политическая категория отождествляется с категорией „население СССР“», как понятие демографии и экономической географии» (В.И. Затеев)60
.