Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

В Манифесте от 14 декабря 1766 года об учреждении в Москве комиссии для сочинения проекта нового Уложения – коллегиального органа для обсуждения и утверждения новых российских законов – Екатерина II призывала свободных граждан России выбрать от себя в Уложенную комиссию депутатов и снабдить их наказами: «дабы лучше Нам узнать было можно нужды и чувствительные недостатки Нашего народа»[104]. При этом законодательница четко указывала, что следовало помещать в наказы и, соответственно, выносить на публичное обсуждение в Комиссии, а также представлять ко вниманию высших государственных органов власти и лично императрицы: «В представления о общих нуждах не вносить никаких партикулярных дел, кои всегда судебными местами разобраны быть должны… а внести только общественныя отягощения и нужды, в чем бы оныя ни состояли»[105]. Разграничение «нужд народа» на «партикулярные» и «общественные» требовало от населения страны владения понятиями частного и общего, индивидуального и общественного, локального и общегосударственного. Для непривычных к подобным упражнениям граждан выявление и формулирование «общественных отягощений и нужд» выдвигало на первый план необходимость осмысления и артикулирования общих интересов, как сословных, специфических для дворянства, купечества, однодворцев и др., так и «общественных» интересов более узких групп населения – горожан или представителей определенных профессий (например, канцеляристов, оружейников, солдат), жителей определенных регионов или этнических групп (прибалтийского дворянства и народов севера, казачества и жителей Сибири). При составлении наказов частные проблемы отдельных людей, при известной доле их обыденности, преобразовывались в проблемы общественного звучания, при этом особенности жизни в конкретном регионе формировали специфику выражаемых интересов, окрашивали постулированные «общественные нужды» в цвета местного колорита. Составление наказов депутатам Уложенной комиссии выдвигало местные проблемы, особенности локальных «жизненных миров» в центр публичного обсуждения, как в рамках локальных сообществ, так и на общегосударственном уровне.

Формирование региональной идентичности обычно относится историками к первой половине и даже к середине XIX века. Создание органов печати в провинции в 1830‐х годах рассматривается как свидетельство появления интереса к местной истории, нарождающегося осознания жителями определенного региона своей принадлежности к конкретной местности и объединения людей на региональном уровне, другими словами – зарождения региональной идентичности, не существовавшей до тех пор[106]. Великие реформы 1860‐х, по мнению исследователей, не только трансформировали жизнь в провинции, но и «породили волну очарования» местной жизнью, стимулировали «рождение локального самосознания, наиболее связно артикулированного как „идея провинции“», что повлекло превращение провинции «из объекта наблюдений путешественников и ученых» в «субъект и творца собственной идентичности»[107]. Мне представляется, что формулирование локальных интересов в момент составления наказов депутатам Уложенной комиссии 1767–1774 годов и обсуждение проблем империи и регионов на заседаниях Комиссии позволяет увидеть, что процесс формирования региональной идентичности начался на несколько десятилетий ранее – в шестидесятые годы XVIII столетия.

В настоящей статье представлены материалы, отражающие процесс складывания региональной идентичности, который нашел выражение в участии в кампании по созыву Уложенной комиссии дворянства трех центральных регионов России – Московской, Тульской и Орловской губерний[108]. Сравнение дворянских сообществ двух типично «провинциальных» губерний и дворянства Московской губернии – региона второй российской столицы – помогает выявить региональные особенности культуры и быта провинциального дворянства, проанализировать формы социального взаимодействия дворян и специфику их интересов, а также особенности формирования локальной идентичности.

Процесс осознания дворянами себя частью локального сообщества совпал по времени с отменой обязательной службы (1762) и окончанием Семилетней войны (1756–1762). Перенос интереса дворянина со службы на свое имение, необходимость обустраивать жизнь «в деревне» и поднимать собственное хозяйство служили стимулом к налаживанию отношений с соседями, встраиванию конкретного человека в уездное и локальное дворянские сообщества. Законодательные инициативы первых лет правления Екатерины II – закон о казенных засеках (1764), начало Генерального межевания (1765) и созыв Уложенной комиссии (1766) – еще острее выдвинули вопросы локального свойства – о защите собственных земельных владений, выяснении отношений с соседями и выработке общих локальных интересов и потребностей – на первый план.