Административный принцип прохождения кампании по созыву Уложенной комиссии предполагал выражение «общественных отягощений и нужд», свойственных жителям конкретной административной единицы. Однако могли ли, скажем, дворяне Каширского уезда иметь общие «отягощения и нужды»? И могли ли они в принципе собраться вместе для определения общих интересов? Учитывая факт реструктуризации уезда по указу 1764 года, было бы неоправданно ожидать явки на выборы всех помещиков уезда, обладавших этим правом[124]
. Представители власти и сами помещики еще не усвоили новых реалий – первые, посетив имения, уже не принадлежавшие к уезду, вторые – послав отзывы в уездную канцелярию, к которой территория их имений больше не относилась.Чтобы выработать «общественные отягощения и нужды», дворяне, собравшиеся в Каширу на выборы, должны были составлять некое сообщество или хотя бы какую-то группу, связанную общими интересами и общим образом жизни[125]
. Однако установленный сверху административный принцип не отражал реального ощущения принадлежности дворянина к конкретному сообществу. Кроме нечеткости административных границ, решающим фактором формирования локальных дворянских сообществ оказывались географические особенности местности. Так, известный мемуарист А. Т. Болотов, проживавший в своем родовом имении Дворяниново Каширского уезда и имевший обширный круг друзей и знакомых, не поехал в 1767 году на выборы в Каширу и даже не знал никого из дворян (за исключением одного – своего дальнего родственника), принявших участие в выборах и подписании каширского наказа[126]. Вероятной причиной явилось расположение имения Болотова на самой западной окраине Каширского уезда, при том что Кашира находилась в северо-восточной части уезда, и туда съехались помещики имений, расположенных на небольшом расстоянии от уездного центра. Показательно также, что на выборы в Каширу не приехал ни один из помещиков, чьи имения располагались в северной части уезда, через реку Оку от уездного центра. А. Т. Болотов, не являясь частью локального дворянского сообщества, сложившегося вокруг Каширы, чувствовал свою принадлежность к сообществу дворян, живших с ним по соседству, но административно принадлежавших к Алексинскому уезду[127]. Этот пример, как и множество ему подобных[128], показывает, что коллективные интересы дворян и их «общественные нужды» не соответствовали формализованным административным границам, а проистекали из реалий их жизни.Как нам удалось увидеть на примерах Орловской и Тульской губерний 1760–70‐х годов, локальные дворянские сообщества, формировавшиеся в ходе кампании 1767 года, возникали благодаря неформальной социальной коммуникации дворян, связанных родственными, соседскими, служебными, экономическими, культурными и прочими связями, в которых на первый план выходили общность интересов и личные предпочтения. Этим локальные сообщества 1760–70‐х годов заметно отличались от уездного или губернского дворянского общества конца XVIII – начала XIX века: согласно Жалованной грамоте дворянству 1785 года быть причисленными к уездному или губернскому дворянскому обществу могли лишь дворяне, имевшие
При наличии собственности в нескольких уездах участие в выборах депутата в Уложенную комиссию и подписание наказа в том или ином уезде для многих дворян было делом личного выбора. В значительной степени это зависело от их материального состояния и в целом от имущественной стратификации дворян на территории уезда. Так, Веневский уезд Тульской провинции представлял собой интересный образец того, как дворяне группировались в зависимости от благосостояния и места в локальной социальной иерархии. Согласно уже упоминавшемуся документу о передаче части населенных пунктов из Каширского в Веневский уезд, в трех станах последнего до передачи в него новых территорий имениями владели 258 дворян. Среди них 15 человек были представителями княжеских, а 5 – графских фамилий[129]
, и ни один из них не явился на выборы и не подписал наказа от дворян Веневского уезда.