Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Среди дворян, находившихся под нашим пристальным вниманием в связи с различными аспектами провинциальной жизни, мы постоянно встречали одни и те же имена – Апухтины, Болотовы, Гриневы, Ивашкины, Масловы, Протасовы, Хомяковы, Хрущовы и другие. Многие из этих дворян имели собственность в «столичном» Московском уезде, дома в Москве, другие подолгу служили в одной или другой столице. Однако большая часть жизни этих людей прошла в провинции. Здесь они проявляли социальную активность, здесь преуспели, в провинции находились их родовые гнезда, и они сумели сохранить и приумножить поместья и вотчины, полученные за службу их предками. В провинции они получили уважение среди своих соседей, друзей и знакомых, приобрели власть и влияние, определяли специфические черты местной жизни и «особую физиономию» локальных дворянских сообществ. Эти люди не спешили покинуть свои родовые гнезда, а пытались их обустроить в силу своих возможностей и понимания. Именно они составляли локальную дворянскую элиту. Проживая в провинции и действуя на региональном уровне, они не только формировали локальную жизнь, но и активно участвовали в ее осмыслении, в формулировании общих интересов жителей территории, что выразилось в написании наказов в Уложенную комиссию и участии в ее работе. Это, вне всяких сомнений, способствовало рождению регионального самосознания и идентичности.

Участие дворян со всех регионов России в кампании по созыву и в работе Уложенной комиссии 1767–1774 годов не только стимулировало процесс выработки единых корпоративных интересов дворянства, но в еще большей степени и в первую очередь обеспечивало вполне различимый процесс выработки особой провинциальной идентичности, шедший параллельно с выработкой общесословной дворянской идентичности.

Екатерина Болтунова «Здесь целая губерния в лице ее избранных…» Социальные иерархии в региональных шествиях Печального кортежа Александра I (1826) [144]

13 марта 1826 года Петербург проснулся в ожидании грандиозного и печального зрелища, о котором писали газеты и объявляли разъезжавшие по городу глашатаи: в столице готовились к похоронам императора Александра I. Гроб монарха, стоявший в Казанском соборе, сняли с катафалка, представлявшего собой «Храм Славы, блестящий, как яркая звезда среди полуночи»[145], вынесли на Невский проспект и поставили на роскошно декорированную колесницу. Под звуки пушечных выстрелов и печальный перезвон колоколов шествие тронулось через центр города к Петропавловской крепости. За гробом покойного монарха шел молодой император Николай I, представители монаршей фамилии и двор. Здесь же шествовали члены Сената, Синода и Государственного совета, генералы и офицеры, придворные и чиновники, профессора и учителя, купцы и ямщики – одним словом, вся столица огромной Российской империи[146].

Социальное многообразие было представлено наряду с разнообразием территориальным: шествие было «закутано» в бесчисленные флаги и знамена, составлявшие вместе визуализированный императорский титул. Здесь же несли гербы более 40 земель – от Ярославля до Казани, от Нижнего Новгорода до Перми, от Курляндии до Кабарды[147]. За гробом императора прошли министр-секретарь Царства Польского и статс-секретарь Великого княжества Финляндского[148], грузинские царевичи, карабахский хан, калмыцкие князья[149], а также чины Российско-американской компании, представлявшие интересы империи на Аляске. Столь же репрезентативно был представлен и конфессиональный ландшафт империи. Колесницу императора сопровождало православное духовенство, а священники евангелической и армянской церквей, выйдя из дверей храмов на линию с Невским проспектом, «при приближении процессии в безмолвии, подобающем для благодарения и благоговения, кадили августейшему усопшему»[150]. Любой, кто наблюдал за петербургским действом, должен быть увидеть: империя покойного Александра I была разнообразной и обширной, а ее границы простирались за пределы евразийского континента[151].