Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Переписка Волконского и Куракина демонстрирует, что, при всем желании первого следовать инструкциям из столицы, сделать это получалось далеко не всегда. Ответы на многочисленные вопросы (использование регалий, определение маршрута, охрана кортежа и пр.) в Петербурге находились небыстро[157]. Волконский ждал инструкций неделями и часто вынужден был решать вопросы исходя из собственного видения; планы и фигуры, «потребные для церемонии», он также рисовал самостоятельно[158]. Некоторые решения петербургская Печальная комиссия оставила на усмотрение находившейся в Таганроге вдовы Александра I императрицы Елизаветы Алексеевны. Пребывавшая в тяжелом, подавленном состоянии, вдовствующая императрица, в свою очередь, перепоручала дела все тому же князю П. М. Волконскому. Иногда инструкции из столицы и вовсе приходили слишком поздно. Так, во время остановки в Бахмуте похоронный кортеж догнал прибывший из Петербурга И. В. Васильчиков, которому новый император Николай I поручил возглавить шествие. Однако эти полномочия по поручению императрицы Елизаветы Алексеевны уже исполнял В. В. Орлов-Денисов, и Васильчикову ничего не оставалось, как направиться обратно в столицу[159].

При этом движение кортежа по внутренним российским губерниям разворачивалось в условиях кризиса власти. Эпоха дворцовых переворотов не была забыта: внезапная смерть Александра I и восстание дворянской фронды в Петербурге вызвали множество слухов и домыслов, трактовавших смерть императора как подозрительную, связанную с отстранением от власти и убийством. Члены Печального кортежа, часто преодолевая собственное недоумение по поводу происходящего в Северной столице[160], были вынуждены периодически усиливать охрану процессии. Когда приехавший в Мценск тульский губернатор Н. С. Тухачевский привез известие, что фабричные, полагая, что гроб императора пуст, хотят остановить кортеж и вскрыть гроб, свита получила приказ проехать город с оружием наготове[161]. Во время нахождения в Москве войскам и вовсе были розданы боевые патроны, а у ворот Кремля стояли заряженные орудия[162].

В итоге целый ряд решений, связанных с передвижением Печального кортежа по той или иной губернии от момента «обретения» гроба на границе вплоть до его передачи соседней территории, был отдан в руки местной администрации, прежде всего губернаторов. Вероятно, они же определяли то, каким надлежало быть катафалку в соборе, формировали структуру основного шествия и состав его участников, а также составляли список тех, кто назначался на дежурство «при гробе». Решение этих задач оказалось делом непростым, ведь местным властям приходилось в прямом смысле слова выстраивать иерархию из множества структур, существовавших параллельно друг другу.

Хотя направлявшиеся в столицу «Журнальные записки о печальном шествии» были наполнены пространными описаниями проявлений скорби и благоговения жителей южных, центральных и северо-западных областей империи, Николай I не был удовлетворен прочитанным. Конец практике, когда монарх в большей степени наблюдал, нежели контролировал происходящее, был положен через несколько месяцев после похорон Александра I. Когда в небольшом городе Белёве на пути из Таганрога в Петербург скончалась вдовствующая императрица Елизавета Алексеевна, очередная Печальная комиссия мгновенно выпустила два церемониала, определявших состав шествий и последовательность секций в рамках губернского и уездного сценариев. Отпечатанные церемониалы были разосланы по городам на пути траурного кортежа, а местным властям было предписано неукоснительно следовать этим инструкциям при организации шествий за гробом покойной императрицы[163]. Таким образом, свободе интерпретации того, как выглядела социальная иерархия на губернском или уездном уровне, был положен конец.

В целом история затянувшегося прощания с покойным Александром I[164] дает нам редкую возможность увидеть сразу несколько интерпретаций социальной структуры середины 1820‐х годов, сформированных при этом на столичном (петербургском и московском), губернском и уездном уровнях. Сравнив позицию центральной и региональной властей Российской империи, мы можем увидеть, в каком отношении и в какой степени подобные установки совпадали или, напротив, разнились, и попытаться обнаружить часто сложно идентифицируемый (особенно для великорусских регионов) взгляд территории на себя и реакцию на него власти.

ВСТРЕЧА И ПРОВОДЫ