Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Говоря о содержательной части установок, высказанных оренбургскими гражданскими губернаторами в своих отчетах перед верховной властью в 1885–1914 годах, следует отметить, что в целом их можно разделить на «позитивные» и «негативные» в отношении сложившейся в регионе ситуации. Соответственно, образ территории рисовался не только как положительный. Он мог быть и весьма критическим: все зависело от баланса такого рода оценок.

Образ региональной системы управления и правосудия в отчетах гражданских губернаторов выглядит двойственным. С одной стороны, применительно к системе управления отмечалось, что «должностные лица стоят на высоте своего положения» (1885), «личный состав весьма удовлетворителен» (1887), «усердие в деле народного образования» (1890), «серьезное отношение должностных лиц к общим интересам» (1893), «улучшение состава волостных и сельских лиц» (1896), «крестьянские учреждения добросовестно исполняют свои обязанности» (1900). С другой стороны, губернаторы указывали на «недостаток инициативы» (1885), «зависимость крестьянских должностных лиц от писарей» (1886), «недостаток грамотности должностных лиц» (1887), «недостаток образованности и необходимого сознания общественного долга» в среде городских должных лиц (1900), «перегруженность крестьянских учреждений многочисленными и сложными обязанностями» (1912).

Схожим образом описывалась и судебная система: «весьма близкий, дешевый и доступный для крестьян» суд (1885) в регионе, где «к волостным судам население относится с доверием и с большой охотою» (1887), был одновременно далек от идеала: «власть в суде писарей» (1885), «волостные суды не на высоте по причине малограмотности и слабого развития судей» (1895).

Легко заметить, что обобщающие оценки системы управления и суда вообще не затронули структур собственно государственных (например, полиции, напрямую подчинявшейся губернаторам), которые очевидным образом имели гораздо большее значение для общего образа региональной власти, чем органы самоуправления. Видимо, здесь сыграло свою роль своеобразное понимание корпоративной этики, в соответствии с которой давать оценки представителям Министерства внутренних дел и Министерства юстиции означало создавать конфликт с соответствующими ведомствами.

Все обобщения, связанные с судопроизводством (за единственным исключением), относятся к концу XIX в. В начале следующего столетия управление и суд даже в части общественного самоуправления были вообще исключены губернаторами из выстраиваемого для верховной власти образа региона. Это могло быть связано с царящим в государственных структурах империи высокомерным отношением к выборным органам власти, особенно крестьянским и особенно в условиях активизации революционного процесса. Важно отметить, что пока эти оценки присутствовали в отчетах оренбургских гражданских губернаторов, образ региона в них приобретал большую выразительность за счет наличия таких элементов, как «довольный крестьянин» и «систематическая борьба с бюрократией».

Иначе выстраивался образ регионального народного хозяйства. Большинство оценок в этой сфере было связано с земледелием, причем оно характеризовалось во всех отчетах как «развивающееся от года к году», имеющее «первенствующее положение», «главная основа благосостояния» населения края и т. п. Вместе с тем в отчетах регулярно возникала и тема ведущей роли скотоводства, и если посмотреть на содержащиеся в анализируемом массиве отчетов обобщающие оценки, то возникает впечатление, что в региональном руководстве не было единогласия относительно земледельческих и скотоводческих перспектив губернии: в отчете 1890 года «главной основой благосостояния» населения края названы сразу и земледелие, и скотоводство, в отчете 1893 года отмечается «заметное развитие скотоводства» (в отличие от земледелия), в отчете 1894 года скотоводство охарактеризовано как «занимающее второе место в экономической жизни губернии», в отчетах 1903, 1904 и 1911 годов – как главное занятие для башкир края, а в отчетах 1912–1913 годов – как «вторая важная отрасль сельского хозяйства, теперь уже не только у башкир», но и у крестьян и казаков. Таким образом, из отчетов следует, что образ земледельческой губернии трансформировался за исследуемый период в более сложный образ земледельческо-скотоводческой периферии.