Рейдер

Затрудняюсь сказать, сколько было комнат в жилом доме. Мы прошли по длинному извилистому коридору мимо десятка дверей, но этот коридор был не единственным. Хорхе открыл передо мной дверь, за которой была узкая комната с двуспальной кроватью, сундуком, табуретом с дыркой и пока без ночной посудины. В углу возле узкого окна из восьми небольших квадратных стекол в деревянной раме висел черный крест с белой фигуркой распятого Христа. На всякий случай я перекрестился на распятие, чем, как заметил краем глаза, потешил Луиса, который занес мой скарб, завязанный в узел из парусины, и положил на сундук.

— Когда умоешься, позови меня, — сказал Хорхе перед тем, как закрыть дверь за вышедшим из комнаты напарником.

Через пару минут в комнату зашли две служанки-индеанки, поздоровались. Одна поставила на табурет с дыркой таз с водой, а вторая — ночную посудину под него и повесила длинной белое хлопчатое полотенце на деревянную вешалку с четырьмя крючьями, прибитую к стене. Больше не произнеся ни слова, обе сразу ушли. Я разделся, умылся, полежал малость поверх шерстяного одеяла на мягкой перине, вдыхая непривычный запах чужого жилья. Запах был именно непривычным, а не раздражающим. Мне почему-то подумалось, что так должно пахнуть в архиве, где хранятся годы, спрессованные до размеров папки. Затем переоделся в чистую шелковую рубаху, небрежно повязав ее черным галстуком. Жилетки у меня нет, а в кафтане будет жарко. Надеюсь, простят эту вольность в одежде. После чего решил проверить свои профессиональные навыки — пошел без провожатого искать столовую. И таки нашел. Что было не трудно, потому что этот коридор, как и еще три, выходили в холл у входной двери. Там я увидел открытую широкую дверь в большую гостиную, где сидел синьор Кристобаль Домингес и часть его свиты, а в следующей комнате была столовая, где четверо служанок-индеанок накрывали длинный стол, застеленный белоснежной скатертью, длинной, почти до пола. Мебель в гостиной была точно такая же, какую я видел в испанских домах полсотни лет назад. Эта отличалась только тем, что вся из красного дерева. Хозяин дома сидел в широком кресле, курил длинную тонкую сигару.

Показав на пустое кресло справа от себя, он произнес извиняющимся тоном:

— Придется немного подождать, когда накроют, — и предложил, показав на маленький круглый столик, на котором стояла лакированная шкатулка с сигарами: — Выкури пока сигару.

— Спасибо, не курю! — отказался я.

Судя по выражению лица идальго, мой ответ показался ему, как минимум, странным. Сейчас курят или жуют табак все, включая маленьких детей.

— Откуда ты знаешь наш язык? — полюбопытствовал он, чтобы сменить тему разговора.

— От бабушки по матери доньи Терезы де Маркес, — выдал я из подготовленной во время путешествия легенды.

— Я так и подумал! — радостно воскликнул Кристобаль Домингес и объяснил: — Ты говоришь так же, как и мой дед, приплывший сюда из Испании.

— Да, мне говорили, что у меня старомодный испанский язык, — согласился я. — Но лучше такой, чем вообще не знать.

— Ты прав! — поддержал меня хозяин дома и продолжил опрос: — Ты католик?

— Только благодаря матери, — ответил я шутливо. — Мой отец предпочитал молиться виски.

— Это главная религия у гринго! — презрительно бросил он, подразумевая, наверное, что я к таковым не отношусь. — Что тебя привело в наши края?

— Хочу купить припасов и инструменты и отправиться мыть золото. Мои родители погибли во время пожара. Сгорело всё. Мне приходится начинать с нуля. Здесь есть шанс быстрее вернуться к прежнему образу жизни, — рассказал я продолжение легенды.

Как я понял, испаноязычная часть Калифорнии, как богатые, так и бедные, пока что считает свой уклад жизни самым лучшим. В Мексике этот уклад благополучно доживет до двадцать первого века. Все, кому он не нравится, будут пересекать северную границу, а им на замену будут приезжать те, кому перестанет нравиться жизненный уклад янки. Только с юга на север будет мигрировать нищета, а в обратном направлении — богатые. По моему глубокому убеждению, богатому лучше жить в бедной стране и наоборот.

— Всё в руках божьих! — перекрестившись, произнес. — Надеюсь, тебе повезет!

— Я тоже надеюсь, — перекрестившись, согласился с ним.