Второй был караковым, с рыжими подпалинами на морде, подмышках и пахе, молодым и норовистым. Он тут же взбрыкнул, попробовав скинуть меня, но, почувствовав крепкую руку, сразу успокоился. Это не ускользнуло ни от хозяина синьории, ни от слуг. Догадываюсь, что мои акции подросли значительно. Что бы я ни рассказывал о своих испанских корнях, настоящий идальго — в первую очередь хороший наездник.
Я занял место справа от Кристобаля Домингеса и чуть позади. За нами, отставая метров на десять, ехали два юноши — дальние родственники синьора, как догадываюсь, сыновья вдов или одной из них. Оба ужинали вчера за господским столом, но сидели даже ниже меня. Мы спустились с холма и поехали по лесной дороге, идущей вдоль берега реки вниз по течению. Иногда в просветы между деревьями была видна мутная, бледно-желтая вода, текущая быстро, со звонким говорком.
— Что именно тебе надо, что отправиться за золотом? — задал вопрос Кристобаль Домингес.
— Хочу купить коня, провизию, лопату, кирку и таз. В Сан-Франциско это всё стоит в разы дороже, а у меня маловато денег, — рассказал я.
Еще вчера конь в мои планы не входил, потому что даже здесь цены начинались со ста долларов, но сейчас понял, что, если не куплю его, то резко упаду в глазах хозяина синьории. Идальго пешком не ходит.
— Мыть золото — это нелегкое дело, — с отеческими нотками в голосе предупредил Кристобаль Домингес.
Видимо, в его голове не укладывалось, как благородный человек может заниматься тяжелым физическим трудом?
— У меня небогатый выбор, — ответил я. — Первое время придется поработать самому, а потом, если повезет, найму индейцев.
Вакеро по пути в синьорию рассказали мне, что многие индейцы из соседних поселений ушли работать на прииски. Цену золота они понимают плохо, поэтому в счет оплаты получают еду, одежду, одеяла, посуду, оружие…
— Какой суммой ты располагаешь? — поинтересовался хозяин синьории.
— У меня золотые британские гинеи равные примерно ста двадцати серебряным песо, — сообщил я, хотя на самом деле имел больше. Так, по крайней мере, не сильно будут задирать цену. — Кроме коня, мне в первую очередь нужны инструменты, а на остальное купил бы муку и лярд (топленое свиное сало, смалец).
— Обычно у нас забирают сначала вяленую говядину, — подсказал он.
— Предпочитают свежее мясо. Буду охотиться, — сказал я.
— Я тоже не понимаю людей, которые едят вяленое мясо! Дичь — еще куда ни шло! — воскликнул Кристобаль Домингес
Как ни странно, живущие рядом с лесами и реками синьоры охотятся и ловят рыбу редко, ради забавы. Основная пища у них — свежая говядина и иногда свинина. Даже кур готовят только для больных и меленьких детей.
— Ты мог бы купить несколько бычков и потом съесть их, — посоветовал он, показав на большое, голов на пятьсот, стадо двухлеток, бычков и телок, пасущихся на лугу, на который мы выехали из леса.
— У меня денег на них не хватит, — отмахнулся я.
— Ладно, по приезду решим, — закрыл он разговор на эту тему, после чего начал рассказывать, что у него четыре таких стада, а есть еще однолетки и племенные коровы и быки.
Мне пришлось не только выслушать, но и увидеть все это, и показать, как можно искреннее, насколько я восхищен.
Главный комплимент я приберег напоследок:
— Теперь знаю, во что вложить деньги, когда разбогатею!
Кристобаль Домингес прямо таки расцвел от счастья, услышав мои слова. Лесть действует на взрослых сильнее, чем на детей. Ребенок быстро забудет, а взрослого даже склероз не выручит.
В начале девятого мы вернулись в дом и сели завтракать вместе со всей патриархальной семьей. От ужина этот прием пищи не отличался ничем.
Затем нам подали свежих лошадей, хотя предыдущие вряд ли устали, и мы с Кристобалем Домингесом продолжили осмотр его владений. На этот раз поехали вверх по течению реки, мимо деревни, где жили его вакеро. Все, кто попадался нам по пути, останавливался на краю дороги, снимали шляпы и очень уважительно, я бы даже сказал, с долей торжественности, приветствовал синьора. И это была явно не показуха, что меня не удивило. Вопреки заверениям марксистов и прочих либерастов, я еще в средние века заметил, что в большинстве случаев между сеньором и вассалами был симбиоз — одни работали, а другие защищали их, рискуя жизнью, за что и получали достойную плату — и никому в голову не приходило пересматривать эти отношения с точки зрения прибавочной стоимости, прав человека и прочей ерунды. Кристобаль Домингес отвечал всем, называя каждого по имени.