Рейдер

Выехал немного раньше обычного, потому что охотиться буду на самой дальней точке. У меня появилось несколько последователей. Коней у них нет, поэтому охотятся парами и поближе к лагерю, чтобы успеть дотащить до него добычу, пока не вздулась от жары. Ездить мне приходится все дальше, а добычи становится все меньше. Пару раз возвращался ни с чем, если не считать уток, которых съедал сам. Стреляю их редко, потому что подранок может забиться в заросли — и черта с два его найдешь без охотничьей собаки! В итоге останешься и без добычи, и без стрелы. Начинаю подумывать о том, что пора бы заканчивать с мытьем золота и охотой и заниматься чем-нибудь поприбыльнее. Решил подождать до холодов.

Места здесь прекрасные. Как представлю, что скоро сюда придут цивилизованные люди и наведут свой порядок, так сердце кровью обливается. Надеюсь, здесь сделают национальный парк до того, как истребят всё. Хотя природа все равно возьмет свое. По ее меркам люди — это паразиты-временщики, которые, чрезмерно расплодившись, погадят ей каких-нибудь несколько тысячелетий, а потом сократят сами себя до минимума и станут жить в согласии с природой, как и весь остальной животный мир, или исчезнут на миллионы лет.

Буцефал вдруг громко заржал. Не от испуга. Так жеребцы ржут, почуяв кобылу. Та не ответила. Я осмотрел окрестности. Кроме птиц, не увидел больше никого. Тут хватает лесов и складок местности, чтобы спрятаться целому табуну кобыл. Только вот, что она здесь делает? Кони предпочитают пастись на открытых пространствах, где издали увидят своих врагов. Да и кобыла сразу бы ответила, если бы ей не помешали, что способен сделать только человек. Кто он и что здесь делает? На телеге в этих местах не проедешь, верхом на кобылах ездят только дамы и дебилы, значит, используют, как вьючную. Скорее всего, это охотник, который не хочет, чтобы я узнал, где он находится. Либо боится стать моей жертвой, либо охотится на меня. Я привык надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Поэтому пришпорил коня, чтобы оторваться от возможного преследователя и подготовиться к его встрече.

Место для ночевки выбрал так, чтобы с трех сторон меня прикрывал лес. По лесу труднее бесшумно подкрасться ночью, в нем всегда много сухого валежника, который в темноте не разглядишь, а стрелять издалека помешают деревья. Если кто-то пожалует в гости, то только по лугу. Я соорудил ложе из травы, накрытой попоной, и седла вместо подушки. Сверху положил одеяло. Ужинал неторопливо, внимательно прислушиваясь и осматривая окрестности. Жеребец больше не ржал, хотя время от времени принюхивался и вываливал наружу свое возбужденное достоинство, довольно внушительное. Наверное, представлял, как поимеет кобылу. Когда стемнело, я соорудил на ложе муляж спящего человека из травы и одеяла и перебрался за ближайшие деревья слева от него, где лес уходил вверх по склону.

Ночных птиц здесь не так много, как в джунглях, но больше, чем в средней полосе. Некоторые птичьи голоса показались мне знакомыми. Может, поэтому слушать их было не так тревожно, как при пересечении Панамского перешейка. Из-за расслабухи я чуть не заснул и не пропустил визитера. Если бы не фыркнул конь, почуявший чужака, мои путешествия по эпохам могли бы здесь и закончиться. Мне показалось, что сперва почувствовал пришельца и только после увидел. Он зашел сверху вдоль кромки леса. Судя по отсутствию головного убора, это был индеец. Одет в короткие светлые штаны. Их я и заметил в первую очередь, приняв за пуму, у которой окрас однотонный, часто светло-коричневый. По крайней мере, такой окрас был у тех пум, которых я здесь встречал. Мимо меня индеец проскользнул плавно и бесшумно всего метрах в трех, я даже учуял исходящие от него запах дыма и еще какой-то горьковатый. Сперва я решил, что визитер безоружен, но потом увидел в левой руке короткое копье с темным наконечником, наверное, из обсидиана. Остановившись рядом с муляжом, индеец поднял копье — и получил стрелу в спину между лопатками. Тетиву я натянул не сильно, чтобы лук не скрипнул, однако расстояние было всего метров пять, поэтому стрела легко пробила позвоночник и вылезла на самую малость из груди. Индеец успел сделать шаг вперед перед тем, как рухнул ниц. Можно было подумать, что свалился, споткнувшись о муляж. Когда я подошел, индеец был еще жив, тихо сипел, пытаясь перевернуться на спину, только вот поврежденный спинной мозг не передавал команды конечностям. Я на всякий случай наступил на его левую руку у локтя и перерезал сонную артерию, чтобы побыстрее отмучился.