Национал-социалистическая германская рабочая партия (НСДАП) тому, что в 20-е годы она выдвинулась на первый план среди других праворадикальных партий и групп, безусловно, обязана была ораторским и организаторским талантом Адольфа Гитлера. Когда 12 сентября 1919 года он впервые пришел на собрание малоизвестной Немецкой рабочей партии (будущей НСДАП) в одну из мюнхенских пивных, там присутствовали чуть более 20 человек. А уже первый доклад будущего фюрера месяц спустя собрал более сотни слушателей. Когда в 1921 году Гитлер стал председателем партии, в ней было 3 тысячи членов – почти исключительно в Баварии. Два года спустя, к Мюнхенскому путчу, в рядах НСДАП насчитывалось уже 30 тыс. членов, и ее ячейки уже существовали в ряде земель за пределами Южной Германии. Гитлер заметил и выдвинул в верхний эшелон НСДАП таких людей, как летчик-ас Первой мировой войны Герман Геринг, много сделавший для создания военизированных структур партии, и тоже летчик, но ничем особенным не прославившийся, Рудольф Гесс, показавший себя талантливым партийным бюрократом. В 1926 году на сторону Гитлера перешел доктор Йозеф Геббельс, покинувший фракцию лидеров западногерманского национал-социализма – братьев Георга и Отто Штрассеров. Благодаря ему нацисты смогли значительно потеснить коммунистов и социал-демократов на пропагандистском поле, особенно в Рейнской области и в Берлине. Позднее, в 1929 году, Гитлер заметил Генриха Гиммлера, которого назначил рейхсфюрером СС, «охранных отрядов», ставших со временем главным карательным органом партии и действенной альтернативой штурмовикам Рема. Гиммлер, по воспоминаниям современников, производил впечатление интеллигентного учителя начальной школы, не переносил вида крови и сам лично, в отличие от боевого ефрейтора Гитлера, в жизни не убил ни одного человека. На Первую мировую войну будущий «железный Генрих», человек с тонкими девичьими руками, не успел, на подавление революции – тоже. В «пивном путче», правда, успел принять участие, хотя пива никогда не пил – от этого напитка Гиммлера мутило. Однако и тогда, в ноябре 1923 года, никого не убил – только нес германский военный флаг, под которым шли путчисты. Зато после 1933 года росчерком пера отправил на тот свет сотни тысяч и миллионы людей. Сам Гитлер после 1918 года лично больше не убил ни одного человека. Пропаганда стран антигитлеровской коалиции приписывала ему убийство Рема без каких бы то ни было оснований, словно не сознавая, что не фюрерское это дело – собственноручно расстреливать проштрафившегося соратника, вышедшего из доверия. Но пропаганде не годились убийства росчерком пера. Один убитый человек – это трагедия, а миллион погибших – только статистика. Точно так же убийство человека выстрелом в упор – это преступление, а убийство на бумаге – это политика. Гиммлер вряд ли способен был лично убить хотя бы одного человека, но бестрепетно отдавал приказы о массовых убийствах. Фюрер умел подбирать себе неплохих помощников, готовых ради торжества «германской расы» уложить в ряд не то что сотни – тысячи и тысячи трупов. И нашлось достаточное число исполнителей как в самой Германии, так и в оккупированных ею странах, готовых эти ряды трупов укладывать с искренним энтузиазмом или по трезвому расчету.
Йозеф Геббельс, будущий министр образования и пропаганды, в своем романе «Михаэль, или Судьба Германии в страничках дневника», написанном в 1924 году, но опубликованном только в 1929 году, утверждал: «Если мы одержим победу, создав новый тип немца, то мы воцаримся на земле на следующее тысячелетие… Панславизм! Пангерманизм! За кем же будущее? Нет, я не отступник. Я верю в нас, Германия… Мир принадлежит тому, кто в состоянии овладеть им». А в 1932 году, рисуя перед избирателями безотрадную картину послевоенных лет: «Четырнадцать лет обмана, голода, иностранного гнета, годы обмана мерзкой буржуазией, реакционными политиками, ненасытными марксистами и евреями», Геббельс уподоблял национал-социалистическое движение очистительной буре, призванной поднять народ на восстание и новую победоносную войну.