Рейн и Рийна

А вместо этого серьезный и какой-то, честно говоря, странный парень, мальчишка в сущности, спрашивает робким голосом: «Ты не придешь сюда больше?».

Почему он спросил так?

Внезапно Рийна осознает — и сознание этого больно отдается в сердце — у нее нет дома! Еще раз, и тем горше, переживает она, как отец с бранью выставил ее из дому. У нее же нет никого из близких! Пьяница-отец — и тот отказался от нее. Куда пойти, где приткнуться? Теперь даже их пропахшая табачным дымом и водочным перегаром комната — чужая ей. Приличные люди давно сторонятся их семьи. Так что ни родственников, ни знакомых, куда она осмелилась бы пойти попроситься переночевать, у нее нет. Есть одна только Лори да несколько знакомых. Но у них и у самих-то настоящего дома нет… а к другим и толкнуться неохота… не то чтобы поделиться своей бедой… Вот… так-то оно так, да один знакомый уже в курсе! Она же сама и захотела поделиться с ним! Именно с Рейном! С этим застенчивым Рейном, который стоит сейчас за ее спиной.

Рийна поворачивается, приближается к Рейну и с трудом выдавливает из себя:

— Может, вечером, если будет некуда пойти…

Она подходит к нему совсем близко, просит:

— Ты пустишь меня в подвал… а?.. Пустишь?

Рейн не знает, что и ответить.

— Выходи часов в восемь во двор… за сараи… — просит Рийна и уходит. Из коридора проникает в комнату затхлый запах.

Рейн отодвигает занавеску и смотрит вслед Рийне. По улице, усыпанной первыми осенними листьями, торопливо удаляется девичья фигурка. Рейн поднимает руку, чтобы помахать ей. Должна же она оглянуться, посмотреть наверх! Должна! Как же иначе? Но Рийна не оборачивается. Она торопится, спешит, вот и скрылась из виду.

Рейн как-то резко взмахивает рукой, словно говорит: ах, подумаешь, не хочешь — не оглядывайся, раз ты такая чудачка… Дурак я, еще помахать ей решил… Хорошо, что не видела!

Рейн опускает занавеску, он даже не замечает, что все дырочки до последней заштопаны. Задумчиво теребя подштопанное место, он спрашивает себя: «Странная какая-то… не понять, какая она на самом деле… Вот бы заглянуть в нее…»

А вечером мать никак не наудивляется — откуда в занавеске снова дыра.

10

— Товарищ Каземаа, не расскажете ли вы коротенько педсовету, как ваш класс готовится провести на каникулах экскурсию?

— Да, с удовольствием. Мой класс… то есть десятый, просто клад! Ведь почти взрослые юноши и девушки, казалось бы, какой может быть у них энтузиазм, но нет! Знаете, сколько макулатуры они собрали! Вернее сказать, организовали сбор. Подключили родителей, те у себя на работе объяснили, так, мол, и так, школе надо… на нескольких предприятиях собрали макулатуру, погрузили на машины и от имени нашего класса сдали на пункт вторсырья! Таким образом класс заработал несколько десятков рублей. Это же прекрасный подарок в общий экскурсионный фонд…

— А кто это догадался организовать все?

— Ну, мы на классном часе обсудили сообща… Я им посоветовала… У них ведь в подобных вопросах опыта еще нет…

11

С голубым картонным скоросшивателем под мышкой, с фотоаппаратом через плечо Рейн радостно спешит домой. Что-то тоскливое и одновременно бесконечно родное в этой темной осенней улице без единой световой рекламы. Отражаются в лужах фонари и освещенные номера домов. Красные, желтые, зеленые лампы горят в окнах домов. Коварно, как гололед, поблескивает мокрый асфальт. Дым поднимается из труб, и ветром доносит то смолистый аромат дров, то горьковатый запах горящего торфяного брикета. А из распахнутого окошка углового дома тянет кислыми щами…

Случайное такси, проезжая через лужу, обдает Рейна грязными брызгами. Первым делом Рейн обтирает скоросшиватель, проверяет, не попала ли вода внутрь, и только после этого слегка отряхивает брюки и полы куртки.

Сегодняшний вечер принес ему столько радости, что наверняка запомнится надолго. Вручение диплома, рукопожатия, добрые слова, улыбки. Решено было несколько лучших снимков включить в экспозицию передвижной фотовыставки и сообщить официальным письмом об успехе Рейна в школу, чтобы его не перегружали общественной работой — занятия фотографией и так отнимают у него массу времени.

И признание, и забота глубоко тронули Рейна, они словно вдохнули в него радость, энергию. Да он бы еще не так снимал, если б не этот примитивный фотоаппаратик. И Рейну пришлось вновь, в который раз, признаться себе, что не только новый аппарат, но даже дополнительный сменный объектив ему не по карману.

После всего — вручения диплома, рукопожатий — была у него сегодня еще и приятная беседа с Яном Ряммалом. Собственно говоря, никакая не беседа, просто обменялись фразой-другой, но каждое слово преисполнено было доверия и деловитости.

Рейн спросил:

— А можно у вас сегодня одна девушка переночует? Ей просто некуда деться!

Ян без малейших колебаний ответил:

— Можно. Диван в большой комнате свободен. Пусть располагается. Одеяло и подушку дам.

Поколебавшись немного, Рейн в конце концов все-таки признался:

— Я вообще-то ее почти совсем не знаю. Только вчера вечером познакомились…

Ян улыбнулся, как всегда, сердечно и сказал: