Реинкарнация. Исследование европейских случаев, указывающих на перевоплощение

Потеря Генриеттой Рус влечения к фамилии Вейсц

После своего необычного опыта в Париже, который имел место (ориентировочно) в 1936 году, Генриетта Рус почувствовала, что властное притяжение фамилии Вейсц исчезло почти немедленно. Тогда она без труда отказалась от этой фамилии и с тех пор подписывала свои картины просто «Рус», а не «Вейсц-Рус», как она это делала со времени своего замужества, а потом ещё три года после развода вплоть до этих переживаний в Париже.

Более поздний опыт непривычно быстрого рисования у Генриетты Рус

После первого опыта быстрого рисования в темноте, полученного в Париже, у Генриетты были четыре других сходных с ним опыта, когда она писала с необыкновенной скоростью, непринуждённостью и мастерством.

Наиболее примечательный из этих опытов имел место в 1953 году, когда Генриетта жила в Ницце и перебивалась случайными заработками, работая портретисткой. Ей поручили написать портрет одного пожилого богатого человека, который не хотел, чтобы его рисовали, но всё-таки неохотно согласился по настоянию дочери. Когда Генриетта пришла к нему домой, на большую виллу на Ривьере, она встретила там не только самого натурщика поневоле, но и всё его семейство вместе с детьми и домашними животными, скучившееся в одной комнате, где она должна была работать. Люди толпились вокруг неё, и атмосфера была гнетущей. Вдобавок, много работавшая до этого дня, она была изнурена и обессилена. Она подумала, что в таких обстоятельствах написать портрет будет невозможно. Она установила свой мольберт и взяла краски, но тут почувствовала неодолимое отчаяние и усталость. В этот момент она стала горячо просить в мыслях Гойю помочь ей. Почти сразу она нашла в себе силы писать и очень скоро изобразила на холсте своего натурщика с удивительным сходством. Вся семья была в восторге от того, что она сделала лишь за несколько минут, и тогда же отношение натурщика к ней переменилось, и впредь он уже не капризничал. Этот портрет стал одной из самых удачных её работ, он был написан не в темноте.

В своём втором опыте (также во Франции) Генриетта, казалось, писала машинально, словно в полуобморочном состоянии. Ко времени нашего с ней разговора об этом, в 1960 году, она забыла подробности обстоятельств, в которых это произошло. Она поминала, что и на этот раз на неё воздействовала какая-то неведомая сила — так вновь возникла ситуация, очень напоминавшая тот день, когда она в 1953 году написала портрет в Ницце. Это был портрет маленькой девочки, тонкой, как тростинка.

Третий случай такого же типа произошёл в 1960 году, когда Генриетта (тогда уже жившая в США) получила заказ написать портрет с фотографии. Она никак не могла заставить себя взяться за эту работу, а затем неожиданно приступила к ней и закончила её очень быстро. Она описала мне этот опыт в нашей беседе, а также в письме, датированном 30 января 1961 года, из которого я процитирую следующее описание:

В прошлом я много раз хотела написать этот портрет. Стоило мне вознамериться взяться за работу, как что-то удерживало меня от этого, и каждый раз я опускала кисть, не успев коснуться ею холста. На этот раз я даже не думала о работе над этим портретом, как вдруг (за несколько секунд!) я встала перед своим мольбертом и сделала портрет за полтора дня. Всё вокруг меня исчезло, суета мира не касалась меня, я забывала даже поесть. Когда у меня иногда звонил телефон, я отвечала, что сейчас не могу говорить. Я ощущала то же упоение, что и в тот раз, когда писала «лицо девушки» [здесь Генриетта имеет в виду портрет, написанный ею в Париже приблизительно в 1936 году]. Меня до сих пор не покидает это чувство недоумения, и я то и дело задаюсь вопросом о том, как же я это сделала!

В конце своего письма Генриетта прокомментировала успех этого портрета, который не только она, но и другие люди считают одной из лучших её работ. В том же письме она также ответила на вопрос, заданный мной прежде, когда я хотел выяснить, пыталась ли она в том случае призвать на помощь Гойю, сознательно обратившись к нему с просьбой. Она ответила: «В тот раз я не звала на помощь Гойю, поскольку не находилась в безвыходном положении, как тогда в Ницце».