Реинкарнация

ЗУЙКОВ. Постепенно… Ну, вначале она – девочка как девочка… Даже и не похожа. Знаете, такая марка почтовая была – Ильич в годовалом возрасте с кудряшками?.. Так ничего общего. Наша – темненькая… И говорить начала, как все дети: «папа», «мама», «бяка»… А потом, лет с двух, пошли какие-то странности… Спать стала плохо. Во сне бормочет что-то непонятное, вроде как и не по-русски… И на портреты, на бюсты Ленина как посмотрит, так взнервляется. То слезы, то хохот какой-то дурацкий… Ну, взрослые сначала посмеивались, мол, странная реакция у ребенка. А потом – аллергия началась… Сыпь. Прыщи пошли. Мы – к врачу. Он плечами пожимает: «Первый раз с такой аллергией встречаюсь. Я, говорит, даже не знаю, как и историю болезни записывать. Это ж просто показания для Лубянки!» Дал какие-то таблетки, попросил убрать «аллерген» подальше от ребенка. А как его уберешь, если он, Ленин, тогда был везде: хоть по телевизору, хоть в детском садике?.. В общем, забрали Машеньку из садика, отвезли к Зоиной бабке в деревню под Тулой. Совсем глухой район. Бабке строго наказали: Ильича девочке не показывать, а ей он, собственно, ни к чему. Бюстов дома не держала, собраний сочинений тоже отнюдь… Простая старушка была, набожная… Ну, думаем, все, успокоится девочка на природе в глухомани… И верно. Сыпь скоро прошла, нервы окрепли… А в остальном странности только усилились. Поскольку нет, оказалось, глухого места в России, которое бы Ильич своей физиономией, словно лампочкой, не осветил… Приезжаю я как-то навестить Машу. (Я в деревню раз в неделю ездил, продукты завозил.) Гляжу: сидит моя девочка у окна, перед ней – газета старая, как потом выяснилось – соседская… А в газете – большой снимок: «Семья Ульяновых». В центре – Марья Александровна, рядом – Илья Николаевич и шестеро детей. Фото тысяча восемьсот семьдесят девятого года. Видите, я даже год запомнил… И смотрит моя Маша внимательно так на Володю, бровки насупив… А он – оттуда, с фотографии, на нее… Я ее по головке погладил, спрашиваю: «Это кто, дочка?» А она мне вдруг спокойно отвечает: «Я!!» Я засмеялся, говорю: «Нет, дочурка, это сам дедушка Ленин, только – маленький.» А она губы сжала и повторяет: «Я!» Смотрю, сейчас разревется. «Ну, хорошо, – говорю, – доченька, а это кто?» – И показываю на бородатого Илью Николаевича. Она говорит: «Папа!» Тут уж мне даже и обидно стало. «Как же так, доченька, я – твой папа.» А она мне: «Ты – папа, и он – папа!» – «А это кто?» – На Марию Александровну показываю… «Мама»! Хорошо, думаю, сейчас я тебя подловлю… «А ЭТО КТО??!!» – И показываю на всех братьев-сестер. А их шестеро на снимке. И вдруг, хотите верьте, хотите нет, она пальчиком начинает двигать и так медленно выговаривает: «Оля… Митя… Аня… Саша… Маняша…» Вот этой «Маняшей» она меня совсем добила. Аж пот прошиб… Ну, ладно, думаю, про имена ей кто-то объяснил. А «Маняша» – это совсем-совсем семейное, личное. Только Ленин так сестру Марию Ильиничну называл в письмах…

БУРАНОВСКИЙ (нервно). Вы-то откуда знаете?

ЗУЙКОВ. Читал. У нас в полку библиотека была… На тему – революционная тематика. И конечно, полное собрание сочинений Самого. Политрук за каждым взводом на месяц один том закреплял. «Политическая задача – изучить и товарищу пересказать!» Вот моему соседу по казарме двадцать шестой том достался… Там письма Ильича к матери… И он про «Маняшу» часто пишет… Деньгами ей помогал… За границу то ли учиться, то ли лечиться посылал, уж не помню. Сосед у меня – зануда такая, этой «Маняшей» меня просто заколебал…

БУРАНОВСКИЙ (с иронией). Ну, тогда понятно…

ЗУЙКОВ. Отнюдь!! Думаете, я своей дочке это рассказывал? Совсем, что ль, я чокнулся, ребенку всякой ерундой голову засорять? Вы, Сергей Петрович, не спешите сразу легкий ответ находить. До вас этой дорожкой много умных людей хаживало. И доктора, и историки! Так что не торопитесь с выводами…

БУРАНОВСКИЙ. Я не тороплюсь, дорогой, но час поздний… И выпили мы уже с вами порядком. Пора бы все-таки соснуть, а вы, я чувствую, настроены на многосерийный рассказ с подробностями. Давайте все же систематизируем по пунктам: врачи проверяли девочку?

ЗУЙКОВ. Неоднократно!

БУРАНОВСКИЙ. И что?

ЗУЙКОВ. А ничего. Она им про сибирскую ссылку или про шалаш в Разливе обстоятельно рассказывала, а они улыбаются, мол, «патологическая память». И кто, мол, тебя, девочка, заставил все эти детали зазубрить? А какие такие детали, если она сядет перед окном, смотрит куда-то вдаль, а потом вздохнет и скажет: «Эх, сходить бы за утками сейчас… в кожаных штанах»?.. Мать охнет: «О чем ты, дочка? За какими утками? В каких таких штанах?» А Маша тихо в ответ: «Как тогда… в Шушенском… Вот дичи-то!..» И засмеется странным смехом… Мы с Зоей – к книгам (мы уж тайком воспоминания разные накупили, чтоб сверять)… Глядим – точно! У Крупской написано: пошил Владимир Ильич себе в ссылке штаны из чертовой кожи, чтоб по болотам лазить… Ну, как такое объяснишь иначе, чем «реинкарнацией»?..