Рейнхард Шрёдер, как исправить реальность

— Рейнхард, эта бомба не убьет, а покалечит много людей, вызовет страшные ожоги во все тело, испустит излучение, от которого распадаются внутренности и облезает кожа. Ты не окажешь милости жителям, ты не уничтожишь город, вместо этого ты выпустишь на волю ужасного джинна. Десятки тысяч человек, Рейнхард, не сгорят в мгновенном огне ярче тысячи солнц, они будут умирать днями, неделями, а многие целыми годами от того яда, которым ты начинишь их тела. Атомное оружие — это страшное оружие. Самое страшное из того, что придумало человечество. Что угодно лучше, чем это. Ты уверен, что хочешь применить его?

Шрёдер молча смотрел на нее, по лицу мелькали тени тяжелых размышлений.

— Покажи мне. Я хочу это увидеть, — произнес полководец охрипшим голосом.

— Закрой глаза.

Он закрыл.

Саша отчасти мог представить, что видит сейчас немецкий фельдмаршал. Сана сказала верно, от таких бомб больше раненых, чем сгоревших мгновенно в ядерном огне.

Когда идет война, когда ты солдат, который повидал все, вероятно, не трудно бросить во врага гранату — взрыв, и его нет. Проще чем выстрелить. Не трудно бомбить с самолета, никто потом не спускается и не смотрит, как горят люди. Но сможешь ли ты применить ядерную бомбу, если видел своими глазами, что люди не просто горят, а плавятся, и при этом продолжают жить, что небо вокруг непроглядная тьма от тучи, застелившей небо и дыма пожарищ, только крики и стоны вокруг? Если видел, как неделями умирают пораженные ожогами и радиацией?

Рейнхард Шрёдер увидел это тогда, увидел и сейчас. Судя по всему, это ему не понравилось.

Генерал открыл глаза, и лицо его побелело.

— Это реально? Все будет именно так? — спросил он спокойно.

— Да, Рейнхард, — ответила Сана.

— Я не должен этого делать, — проговорил полководец. — Люди не должны умирать так на войне…

— Это я и пришла тебе сказать.

— Но что делать? Как быть с городом и Гитлером? — пробормотал он, отрешенно глядя куда-то сквозь стены, потирая массивный подбородок.

— Просто не отдавать роковой приказ, — сказала Сана.

— А что дальше? Я стану посмешищем!

— Почему же? Ведь это решение сильного. Не уничтожать город противника, а найти иной путь.

— Какой?

— Я здесь не для того, чтобы давать ответы.

— Все это ошибка, эта война, эта бомба! Всего этого не должно было быть!

Рейнхард решительно подошел к столу, схватил приказ, импульсивно разорвал и бросил на стол.

— Этого никогда не будет! Я не взорву этот город! — он помолчал, как будто к чему-то прислушиваясь или размышляя, потом развернулся к ним, и произнес: — Теперь у меня только один путь, открыто выступить против Гитлера. — Он взглянул на разорванную бумагу. — Удивительно, мне стало легче. Я как будто, наконец, освободился от всего! От условностей, от необходимости выполнять идиотские приказы. Не надо больше прикидываться и терпеть. Великий Шрёдер восстал!

Сана, улыбнувшись, спросила:

— Приятно осознавать, что теперь ты сам решаешь, что делать, а не плывешь по воле обстоятельств, правда?

— Чрезвычайно, ангелочек. Что ж, я не взорву город и отведу войска. Я труп. Я стал ренегатом. Мне теперь нечего терять. Вероятно, я сошел с ума, но это освобождающее сумасшествие!

— Нет, ты впервые начал мыслить ясно, — сказала Сана.

— Все последние месяцы, я подумывал уничтожить Гитлера, раздавить. Я искал повод, чтобы решиться, и, кажется, ангелы, благодаря вам нашел. Фюрер очень меня разочаровал, когда я узнал его лично. Но я не приготовил плана.

— Придумай его.

— За ночь придумать, как свергнуть человека, которого боготворит весь Рейх, и которому лично подчинена черная гидра фанатиков, распустившая свои щупальца повсюду? Что ж, возможно… возможно… Я должен очистить Землю от этого человека, может так я искуплю хотя бы часть собственных преступлений?

— Рейнхард, ты не должен никого убивать. Даже Гитлера, — сказала Сана.

Саша вмешался:

— Ну, Сана, зачем сдерживать мужику душевные порывы? Пускай замочит этого недоумка. Собственно, он ведь это и сделал!

— Помолчи Саша, — прервала его волшебница, и сказала Шрёдеру: — Ты сам решил, что убить его было глупостью, Рейнхард. Ты осознал свои ошибки, ты должен дать возможность Гитлеру сделать то же самое.

— Девочка, ты видела его глаза? Он опьянен тем, что с ним происходит. Какой смысл добиваться от него раскаянья? Я давно мечтаю сомкнуть вот эти железные пальцы на его тщедушной шее, смотреть, глядя, как он корчится, и жизнь покидает его блеклые глаза…

— Да мужик просто поэт, Сана! — крякнул Саша.

— Однако, я могу запереть его в какой-нибудь каземат, — легко переменил планы на фюрера Шрёдер. — Если я убью его, он слишком легко отделается. Я хочу начать как-то договариваться с Антигитлеровской Коалицией, мне надо отдать им кого-то на судилище. В самом деле, не себя же? Фюрер прекрасно послужит этим целям.

— Да, полагаю, в таком случае ему выпадет шанс увидеть, все что он натворил, — согласно кивнула Сана.

— Если его не казнят чересчур поспешно, — буркнул Саша.

Волшебница продолжила: